ГЕРОЙ

[греч. ἥρως], в древнейшей мифологии - посредник между людьми и богами. По древним представлениям, непосредственный контакт между миром людей и потусторонним почти всегда кончается трагически, и для избежания этого необходим медиатор, обладающий чертами как человека, так и сверхъестественного существа. Наиболее известный тип мифологического Г.- полубог, как правило, сын бога и смертной женщины (таковы Геракл, Персей, Ахилл и подавляющее большинство древнегреч. героев) или же аватара - бог, воплощенный в теле человека (Рама, Кришна и др. инд. Г., центральноазиат. Гэсэр).

Однако божественное происхождение является отнюдь не единственной формой проявления причастности Г. к потустороннему миру. В наиболее архаичных текстах фигурирует первопредок - Г.-прародитель, не имеющий отца и матери, рожденный из земли или иным чудесным способом. Он обладает рядом сверхъестественных качеств. У него может быть необычная внешность, совмещающая человеческие и звериные (птичьи) черты (тибет. Г., слав. богатырь Медвежье Ушко, человеколев в инд. мифологии и др.), запредельно долгая жизнь (фин. Вяйнемейнен старше мироздания).

Одной из опознавательных черт Г.-первопредка является его одиночество, сиротство: в наиболее древних случаях само имя Г. переводится как «одинокий» (якут. Эр-Соготох, калм. Джангар), не имеют отца прародители арм. богатырей, мн. Г. растут сиротами. Г. часто имеет черты предка, вернувшегося к жизни,- это его быстрое, иногда мгновенное взросление (примеры этого есть почти во всех традициях). Появление на свет Г. так или иначе связано с огнем: наиболее древняя форма представлений сохранилась у тюрок, считавших, что душа-зародыш падала через дымовое отверстие юрты в очаг и богиней очага помещалась в лоно женщины; ср. монг. предание о зачатии сыновей Алан-Гоа (прабабки Чингиза) от светловолосого солнечного человека, проникшего к ней через дымовое отверстие; у оседлых народов Г. рождением своим связан с печью - местом захоронения праха предков. Этот мотив широко представлен, напр., в рус. сказках, и в былинах - сидение Ильи Муромца на печи и мгновенное обретение им силы по слову странников. Сюда же относятся и все легенды о том, что перед рождением великого Г. вспыхивает новая звезда или проносится комета (напр., сказания о короле Артуре).

Г. нередко предстает великаном исполинского роста и веса (так, в алтайских сказаниях от схватки Г. с чудовищем горы превращаются в долины, а долины - в болота), он обладает богатырским аппетитом и способен за один присест съесть 3 баранов (кабард. Бадыноко). Изначально такой Г. мыслился полностью или частично каменнотелым, так, из камня рожден главный Г. нартского эпоса Сослан-Сосруко (его имя и означает «сын камня»); с появлением железа каменнотелость сменяется железнотелостью (тело якут. Нюргуна Боотура описывается и как каменное, и как железное); в дальнейшем железной остается лишь часть тела Г. В более поздних сказаниях неуязвимость переходит на броню (этот образ войдет и в немифологическую лит-ру). Др. развитием мотива железнотелости может быть приобретенная неуязвимость (Ахилл, Зигфрид). Реликтом полностью забытой каменнотелости как таковой служит пренебрежение ранами (герой и чудовище отрывают от тела друг друга огромные куски мяса, но не замечают этого).

Несоответствие человеческим нормам проявляется и в характере архаических Г.: они яростны, гневливы (часто без причины, самый яркий пример - Геракл), иногда безудержны в пьянстве (тот же Геракл, Илья Муромец). В древности, когда любая сверхсила мыслилась достоинством Г., эти черты считались знаком богатырства, однако в классическом эпосе они уже выглядят отрицательными, присущими не Г., а врагам.

Г.-первопредок завершает творение облика мира, добывая природные блага (Солнце и Луну) или культурные предметы (первый лук, соху и т. п.). Для этого он совершает путешествие в потусторонний мир, где борется с чудищами, отвоевывая эти блага, или вступает в брак с хозяйкой стихий, чтобы получить от нее эти блага в дар. В результате такого странствия Г. нередко приобретает магические способности (всеведение, исполинскую силу и т. п.). Этот мотив - путешествие в иной мир, из к-рого Г. возвращается с новыми, небывалыми качествами,- в дальнейшем становится одним из основных сюжетообразующих мотивов как фольклора, так и лит-ры, причем изначальный мифологический смысл может полностью исчезнуть, потусторонний мир заменяется на чужую страну, а магические качества - на исключительные, однако вполне человеческие.

Странствие в иной мир - это основной сюжет, связанный с Г. как с медиатором. Именно за счет этого он выполняет изначальную функцию быть посредником между людьми и потусторонним миром. Это странствие сопоставляют с обрядом инициации, т. е. посвящением юношей в мужчины, при к-ром посвящаемых уводили в лес, подвергали пыткам, следы к-рых оставались на всю жизнь. В символическом плане инициация означала, что посвящаемый прошел через смерть и воскрешение, умерев как мальчик и возродившись как мужчина. Мотив временной смерти и воскрешения играет важнейшую роль в мифологических текстах; при переходе от мифа к лит-ре он заменяется мотивом «едва-не-смерть» Г.: он почти гибнет, приобретает отметины на всю жизнь и после страшных испытаний полностью перерождается духовно или физически.

Г.-первопредок лишен представления о моральных законах человеческого общества, поскольку они только создаются в результате его жизнедеятельности. Особенно ярко это проявляется в типе Г.-трикстера, т. е. обманщика и плута, к-рый находит удовольствие в нарушении социальных норм, а врагов побеждает только хитростью, граничащей с подлостью. Образ трикстера получил развитие и в немифологической лит-ре, его облагороженной версией является, напр., Тиль Уленшпигель.

Закономерно, что поступки трикстера вызывают осуждение социума. Однако конфликт Г. и народа является универсальным сюжетом, не зависящим ни от типа Г., ни от времени сложения мифа; он проникает и в лит-ру. В основе этого конфликта - общечеловеческое представление о том, что все, связанное с иным миром, является потенциально опасным и поэтому вызывает страх и отторжение. Поскольку Г., по определению, не является обычным человеком, он вызывает страх, подчас доходящий до ненависти. В архаических сказаниях Г. пытаются уничтожить (как правило, эпический правитель), в классическом эпосе обычно возникает мотив ссоры государя с лучшим из его богатырей или рыцарей. Причем заслуги такого Г. ничуть не уменьшают ненависти к нему: посажен в темницу Илья Муромец, изгнан Сид, Зигфрид убит братьями жены. Мотив «неприятие лучшего» появился на заре повествовательного фольклора, присущ всем без исключения эпическим традициям и перешел в лит-ру. Подчеркнем, что в его основе - человеческий страх перед всем, что выходит за пределы обычных человеческих способностей; все исключительное потенциально опасно и потому отторгается.

В наиболее архаических традициях конфликт людей и Г. завершался тем, что Г. навсегда уходил в потусторонний мир. В классических эпопеях древнего мира конфликт Г. с людьми заменялся его конфликтом с богами (таков отчасти Геракл и вавилонский Гильгамеш), в более поздних сюжетах этот конфликт приобретал социальную окраску и превращался в борьбу против несправедливого правителя.

С развитием ранних гос-в меняется система ценностей, соответствие моральным и иным законам мыслится важнее сверхчеловеческой исключительности. В классических эпопеях Г. уже не полубог, а человек, воплощение чисто человеческих качеств; к этому времени совершился переворот в человеческом сознании - утрачена логика оборотничества, мифология гармонизируется и рационализируется. Мифологические черты нивелируются (напр., магическая неуязвимость уступает место невероятной удачливости Г., благодаря к-рой он остается жив в любых битвах). На этом этапе совершается переход эпоса в лит-ру, где мифологические сюжеты утрачивают магическую составляющую, сохраняясь в виде универсальных клише, под к-рые подгоняется описание уже вполне человеческой действительности. Однако черты архаического неуязвимого бунтаря с завидной регулярностью просматриваются даже у абсолютно реалистичных персонажей.

А. Л. Баркова