ДИБЕЛИУС

[нем. Dibelius] Мартин (14.09.1883, Дрезден - 11.11.1947), нем. протестант. библеист и богослов. Богословское образование получил в Невшателе (Швейцария), Лейпциге, Тюбингене и Берлине. В 1905 г. в Лейпциге сдал 1-й богословский экзамен и в том же году, защитив подготовленную в Тюбингене под рук. Г. Гункеля работу о «Скинии Яхве» (Die Lade Jahves. Gött., 1906. (FRLANT; 7)), получил степень д-ра философии. Переехал в Берлин, где преподавал религию и нем. язык в школе; в 1908 г. получил лиценциат в области теологии на основании работы об иудейской и эллинистической ангелологии во время служения ап. Павла (Die Geisterwelt im Glauben des Paulus. Gött., 1909). В 1909 г. защитил диссертацию по НЗ (Die urchristliche Überlieferung von Johannes dem Täufer. Gött., 1911). С 1910 по 1915 г. был приват-доцентом в Берлинском ун-те. В 1915 г. Д. приглашен ординарным профессором в Гейдельбергский ун-т и оставался в этом ун-те до конца преподавательской деятельности. Убежденный демократ, в период национал-социализма Д. не шел на политические компромиссы, так что в 1938 г. гестапо лишило его на нек-рое время паспорта.

М. Дибелиус. Фотография. 1-я пол. XX в.

М. Дибелиус. Фотография. 1-я пол. XX в.

Ряд работ Д. посвящен вопросам религ. влияния на библейское Предание др. ближневост. традиций. В исследовании о скинии Яхве, которая понималась им как пустой трон Бога, Д. подчеркивает, что при реконструкции подобного утраченного культового объекта «последнее слово должно быть за историей религии» (Die Lade Jahves. S. 60). Анализируя религиозно-исторический контекст представлений ап. Павла об ангельском мире (Die Geisterwelt im Glauben des Paulus), Д. утверждал, что в этот период понятие о посреднике между Богом и миром имело своим источником вавилонскую и егип. космологию. Но хотя Д. и признает, что апостол находился под нек-рым влиянием вост. космологии и иран. дуализма, он все же настаивает, что эти влияния оставались периферийными и не затрагивали основной мысли ап. Павла. Так, внешние формы мифа о схождении и восхождении Избавителя апостол использует просто как метафору, чтобы выразить свои христологические идеи.

В 1917 г. Д. издал монографию о древних мистериальных культах и их отношении к жизни ранних христиан (Die Isisweihe bei Apuleius und verwandte Initiationsriten), в к-рой, исследуя религ. фон служения ап. Павла - почитание стихий мира в эллинистической религиозности,- показывает исключительность и превосходство христианства над его противниками - новообращенными в религию мистериальных культов (в случае общины в Колоссах).

В комментариях к малым Посланиям (An die Kolosser, Epheser, an Philemon. Tüb., 19112, 19533) и к пасторским Посланиям ап. Павла (Die Pastoralbriefe. Tüb., 1913, 19664) Д. особенно подчеркивает религиозно-исторические связи и обращает внимание на христианизацию иудейской традиции нравственной проповеди (особенно в 1 Фесс 4. 1; Кол 4. 1; 1 Тим 3. 1). Влияние чуждого религ. и паренетического материала и его христианизацию Д. показывает также в многочисленных экскурсах в комментарии на «Пастыря» Ерма (Der Hirt des Hermas // Die apostolischen Väter. Tüb., 1923. Tl. 4. S. 415-644). Богословские плоды таких религиозно-исторических исследований наиболее заметны в лекциях «Новый Завет и история религий» (Le Nouveau Testament et l'Histoire des Religions // ETR. 1930. Vol. 5. P. 211-266, 295-316), где Д. не только отвергает «альтернативу, не происходит ли что-нибудь из иудаизма или эллинизма», но подчеркивает, что «прежде всего нужно знать то, что именно было заимствовано, чтобы быть в состоянии понять, что особенного это заимствование хотело сказать в связи с христианской верой» (P. 221, 296).

Основной темой работ Д. все же является вопрос о долит. формах существования евангельского материала - «метод анализа форм» (нем. Formkritik/Formgeschichte). В 1919 г. Д. издал программную работу о долит. истории евангельского материала «Анализ форм Евангелия» (Die Formgeschichte des Evangeliums. Tüb., 1919). Метод подразумевает анализ перикоп, составляющих синоптическую традицию с т. зр. жанровой формы этих перикоп, а также восстановление истории синоптической традиции до ее письменного закрепления в Евангелиях. Исходным пунктом в этом анализе для Д. была характеристика тех общин, в к-рых, по его мнению, возникло предание об Иисусе Христе. Далее Д. анализировал процесс собирания и редактирования этого материала в Евангелии от Марка, выявляя богословскую концепцию евангелиста. Д. полагал, что материал воспоминаний о Христе переплавлялся в «малые единства», принимавшие те жанровые формы, что уже существовали в культуре словесного творчества раннего иудаизма и эллинизма. Поэтому, по Д., изучение устной традиции «может основываться лишь на предпосылке, согласно которой форма этих малых единств содержит некоторую информацию об их происхождении, а история долитературного предания развертывается по определенным законам», неподвластным воле людей, фиксирующих это предание. Евангелия, т. о., были составлены из «единиц предания», каждое из к-рых имело свое «место в жизни» Церкви. Согласно Д., решающим моментом в возникновении и развитии традиции является проповедь первых христиан - «единственная существенная функция этих общин, ожидавших скорого конца света; так удается найти «место в жизни» для первых элементов предания» (Dibelius M. Zur Formgeschichte der Evangelien // ThRu. N. F. 1929. Bd. 1. S. 188). В книге Д. реконструирует сначала содержание проповеди, а затем, исходя из результатов этой реконструкции, «место в жизни» для различных жанров предания. Реконструкция основывается на «ранних» миссионерских проповеднических речах из Деян 2; 3; 10; 13.

Д. полагал, что самая ранняя форма предания - парадигма (т. е. пример, образец), краткий рассказ (логия), снабженный повествовательной рамкой и сохранивший речение или действие Иисуса Христа. По его теории возникновения и развития синоптической традиции, такие тексты использовались в первохрист. проповеди как примеры, демонстрирующие мессианское служение Христа, напр. логия об исцелении парализованного (Мк 2. 1-12). Синоптические парадигмы Д. сравнивал с античным жанром хрии, т. е. с афоризмом, снабженным указанием на ситуацию, в к-рой он был произнесен.

В отличие от парадигм новеллы - более длинные рассказы, украшенные деталями с целью вызвать восхищение со стороны слушателей. Они включают рассказы об исцелениях, напр. слепого в Вифсаиде (Мк 8. 22-26), к-рые обнаруживают типичные черты жанра: описание серьезности болезни, техника и доказательства исцеления. Следующие, по Д., формы предания - легенды, т. е. «религиозные истории, в которых Иисус показывает Свою чистоту, мудрость и авторитет или в которых показаны Божественная помощь и забота об Иисусе» (Dibelius. Formgeschichte. 1929. S. 120), как в истории Рождества у евангелистов Матфея и Луки. Д. считает, что аналогии этим формам можно найти в раввинистической и эллинистической лит-рах. С исторической т. зр. Д. полагает, что парадигмы более достоверны, затем следуют новеллы, менее всего достоверны легенды (Ibid. S. 295).

Результаты классификации форм евангельского материала представлены Д. в кн. «Весть Иисуса Христа» (Die Botschaft von Jesus Christus. Tüb., 1935). Автор предлагает вариант реконструкции и перевода текстов согласно тем жанровым формам, к к-рым они относятся. Ранние истории (alte Geschichten) включают все перикопы, к-рые Д. отнес к парадигмам, а также нек-рые другие. Сюда же он относит свою реконструкцию композиции самого раннего повествования о страстях. Кроме того, Д. выделяет 34 притчи, речения (Sprüche), большие повествования о чудесах (grossen Wundergeschichten) и легенды. Он отмечает краткость и ритмичный характер речений Иисуса Христа. Рассказы о чудесах Иисуса имеют основание в истории. Хотя Евангелия включают легенды, Д. считал, что традиция была консервативна, избегала больших фантазий, к-рые исказили бы суть вести, «что эта земная жизнь, прожитая в определенное историческое время в земле Палестины, была носителем окончательной и решающей вести Бога человечеству» (Ibid. S. 169).

В полемике с проводимым Р. Бультманом анализом лит. форм Евангелий Д. подчеркивал, «что скепсис Бультмана во всех вопросах историчности вовсе не обязательно связан с критериями анализа истории форм, скорее с его представлением о виде первоначальной общины» (цит. по: Kümmel W. G. Dibelius M. // TRE. Bd. 8. S. 727). В кратких книгах об Иисусе Христе (Jesus. B., 1939) и ап. Павле (Paulus. B., 1951, завершенной В. Г. Кюммелем) Д. показывает, что на основании тех же самых религиозно-исторических и литературно-критических предпосылок можно получить исторически достоверную и убедительную картину служения и провозвестия Иисуса Христа и ап. Павла; в (первоначально вышедшей на англ. языке) статье о критике Евангелий (Evangelienkritik und Christologie // Botschaft und Geschichte. Bd. 1. S. 293-358) он указал на то, что Евангелия и сохраняющее их предание имеют как «характер исповедания и провозвестия», так и «исторический характер», и «такими, как они есть» Евангелия открываются «только глазу верующего» (Ibid. S. 332, 357).

В кн. «История ранней христианской литературы» (Geschichte der urchristlichen Literatur. B.; Lpz., 1926. 2 Bde), говоря о Евангелиях, Д. утверждал, что жанр Евангелия создал евангелист Марк; ап. Матфей включил материал учения Иисуса Христа в ткань повествования Евангелия от Марка, а Лука ставил перед собой цель написать биографию Иисуса Христа. Все 3 Евангелия датируются, по Д., после 70 г. Автор 4-го Евангелия, вероятно ученик пресв. Иоанна, намеревался, согласно Д., создать лит. произведение. Д. считает, что евангелист Марк христианизировал и включил в 13-ю гл. своего текста евр. апокалипсис. По мнению Д., откровение Иоанна Богослова объединяет апокалиптику с пророчеством и было написано пресв. Иоанном. Ап. Павел использовал лит. форму «послания», но т. к. он диктовал свои послания, Д. считает, что они замещают собой проповедь ап. Павла и обнаруживают риторические особенности речей киников. В пределах НЗ Д. обнаруживает и др. лит. формы: увещевание, паренезу (нравственную проповедь), литургические формулы и гимны. В обзоре истории ранней христ. письменности Д. признает, что развитие христ. лит-ры было неизбежно, но настаивает на том, что важнейшими являются более ранние, долит. формы выражения (Ibid. S. 272).

Как в комментариях на малые послания ап. Павла, так и особенно в комментарии на послание Иакова (Der Brief des Jakobus. Gött., 1921) Д. ставил вопрос о «типичном первохристианском этосе» (S. 50). В обсуждении лит. жанра Д. утверждает, что Послание Иакова не является посланием в собственном смысле, но скорее паренезой, т. е. рядом этических увещеваний. Иаковом, к-рому оно приписано, должен быть Иаков, брат Иисуса, но т. к. против этого свидетельствует слишком много, Д. делает вывод, что это псевдоним. В отношении религиозно-исторического контекста Д. утверждает, что Послание Иакова составлено не евреем, обращенным в христианство, а христианином, который выражает этическую традицию евр. диаспоры в эллинистических метафорах.

Соч.: Aufsätze zur Apostelgeschichte. Gött., 1951; Botschaft und Geschichte. Tüb., 1953. Bd. 1: Zur Evangelienforschung; 1956. Bd. 2: Zum Urchristentum u. zur hellenistischen Religionsgeschichte.

Лит.: Kümmel W. G. M. Dibelius als Theologe // ThLZ. 1949. Bd. 74. S. 129-140; idem. Das NT: Geschichte der Erforschung seiner Probleme. Münch.; Freiburg i. Br., 1958, 19702. S. 332-337, 423-428, 488-491; Blank R. Analyse und Kritik der formgeschichtlichen Arbeiten von M. Dibelius und R. Bultmann. Basel, 1981; Theißen G. Die «Formgeschichte des Evangeliums» von M. Dibelius und ihre gegenwärtige Bedeutung // Lese-Zeichen für A. Findeiß zum 65. Geburtstag / Hrsg. Ch. Burchard, G. Theißen. Hdlb., 1984. S. 143-158; Лёзов С. В. История и герменевтика в изучении НЗ // Он же. Попытка понимания: Избр. М.; СПб., 1999. С. 413-442; Wolfes M. Schuld und Verantwortung: Die Auseinandersetzung des Heidelberger Theologen M. Dibelius mit dem Dritten Reich: Mit einer aus dem Nachlaß hrsg. «Lebensbeschreibung» aus dem J. 1946 // ZKG. 2000. Bd. 111. S. 185-209.

К. В. Неклюдов