ЕВРЕЙСКИЙ ЯЗЫК

один из языков сев.-зап. ветви семит. группы афразийской языковой семьи. На Е. я. написана большая часть Свящ. Писания ВЗ.

Наименование

Происхождение Е. я. связано с формированием евр. этноса во II тыс. до Р. Х. и евр. государственности на рубеже II и I тыс. до Р. Х. В научной лит-ре принято название «древнееврейский язык» для обозначения Е. я. следующих периодов: 1) библейского (XII-II вв.; язык ВЗ кроме арам. фрагментов); 2) постбиблейского (II в. до Р. Х.- VII в. по Р. Х.; язык текстов Мёртвого м., Мишны, Тосефты, мидрашей, язык евр. частей гемары Вавилонского и Иерусалимского Талмудов); 3) средневекового (VII-XVIII вв.; язык светской и религиозной поэзии, комментариев, богословской лит-ры и т. д.). Термином «современный иврит» (от евр.  ,  ) принято называть разговорный и лит. язык, возрожденный на основе древнеевр. на рубеже XIX и XX вв. и ставший офиц. языком гос-ва Израиль (наряду с арабским). Получили распространение также термины «библейский иврит», «мишнаитский иврит» и «средневековый иврит», к-рые являются кальками с соответствующих выражений на совр. иврите.

В отечественной науке советского периода термином «Е. я.» было принято называть разговорный язык восточноевроп. евреев (идиш).

Древнейшим обозначением Е. я. в Библии является, по-видимому, выражение «язык ханаанский» (  ,   ), содержащееся в Книге прор. Исаии: «В тот день пять городов в земле Египетской будут говорить языком Ханаанским и клясться Господом Саваофом» (Ис 19. 18). В др. местах ВЗ Е. я. называется иудейским ( ,  ) языком. Так, иерусалимские придворные просят посланников ассир. царя Сеннахирима говорить «по-арамейски... а не... по-иудейски» (Ис 36. 11; ср.: 4 Цар 18. 26; 2 Пар 32. 18). Данный эпизод происходил в Иерусалиме в эпоху разделенного царства и термин   вероятнее всего обозначает иудейский диалект Е. я. Напротив, в Неем 13. 24   по-видимому, обозначал Е. я., т. к. в этот период различие «иудейский-израильский» уже не было актуальным.

Начиная с эпохи эллинизма, для обозначения Е. я. входит в употребление прилагательное «еврейский» (греч. βραϊστί). Впервые в Библии оно встречается в предисловии к Книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова (датируемой, как правило, II в. до Р. Х.- ABD. Vol. 6. P. 931): «неодинаковый смысл имеет то, что читается по-еврейски (βραϊστί), когда переведено будет на другой язык». Иосиф Флавий говорит о «еврейских Писаниях» (῾Εβραϊκὰ γράμματα - Ios. Flav. Antiq. I 6. 1) на «языке евреев» (ἡ ῾Εβραίων διάλεκτος - Ibid. I 33. 5; ἡ γλῶττα ἡ ῾Εβραίων - Ibid. I 34. 5) и возводит происхождение этого слова к Еверу, «от которого иудеев издревле стали называть евреями» (Ibid. I 46. 1-2). Для обозначения устной речи на Е. я. Иосиф Флавий использует выражение βραϊστί λέγειν/ὁμιλεῖν (т. е. говорить по-еврейски - Ibid. X 8. 2, 5; XI 159. 4). Термин βραϊστί 6 раз используется для введения евр. и арам. слов в НЗ (Ин 5. 2; 19. 13, 17, 20; Откр 9. 11, 16. 16). У Иосифа Флавия и в НЗ термин βραϊστί может обозначать как еврейский, так и арамейский (противопоставлен прежде всего термину λληνιστί (Blau. 1976. P. 626), т. к. термин Συριστί в значении «по-арамейски» в этих сочинениях почти не употребляется). Т. о., выражение βραϊστί в НЗ имеет значение «на языке евреев», каким бы он ни был - еврейским или арамейским.

Прилагательное  ( ) и словосочетание    (  ) употребляются в Мишне и в Талмуде (Мишна Ядаим 4. 5; Иерусалимский Талмуд Мегилла 1. 8 и др.), однако, по мнению мн. исследователей, далеко не всегда это наименование относится именно к Е. я. (см., напр.: ABD. Vol. 4. P. 203). Устойчивое использование членами иудейской общины термина    для обозначения Е. я. восходит, по мнению ученых, к Саадии бен Иосифу Гаону (882-942) (Ibid. P. 204). В раввинистическую эпоху для иудеев Е. я. приобрел сакральное значение как язык нормативных религ. текстов и богослужения и иногда назывался «священный язык» (  ,   ).

Письмо

Древнейшие тексты на Е. я. (надпись на камне из Гезера, X в. до Р. Х. и др. памятники X-VII вв. до Р. Х.) записаны консонантным алфавитом (т. е. содержавшим знаки только для согласных), общим для западносемит. народов, населявших Палестину (финик. алфавит). Знаки имеют линейный характер, направление письма - справа налево. После вавилонского плена евреи усваивают т. н. староарам. курсив (также восходящий к финик. алфавиту, но имеющий особое конечное написание для 5 букв). Этим письмом написано большинство рукописей из Кумрана. Более поздней модификацией этого письма записаны средневек. рукописи ВЗ и набраны совр. издания Библии, словари, грамматики Е. я. и т. д. К нему же восходят различные формы совр. евр. шрифтов. Письмо, заимствованное у арамеев, получило название «квадратное пиcьмо» (  ); в зап. и отечественной лит-ре старая форма письма, мало отличающаяся от финикийского, обычно называется «палеоеврейское (или староеврейское) письмо», в лит-ре на совр. иврите - «еврейское письмо» (  ). После перехода на квадратное письмо палеоевр. письмо продолжало употребляться вплоть до восстания Бар-Кохбы (132-135); об этом свидетельствуют отдельные кумран. рукописи, монеты и письма. В нек-рых рукописях, созданных на рубеже эр, в т. ч. и в греческих, было принято выписывать имя Бога (т. н. тетраграмматон) палеоевр. письмом.

В средние века сформировались различные виды курсива. Т. н. шрифт Раши (названный по имени известного комментатора Библии Рабби Шломо бен Ицхака, не причастного к созданию этого письма) стал применяться в печатных изданиях Библии с комментариями (т. н. Микраот Гедолот), принятых в традиц. иудейской среде. В гос-ве Израиль получил распространение ашкеназский курсив.

22 знака Е. я. соответствуют числу согласных фонем финик. языка; в древнеевр. языке предположительно было 23 фонемы: одна из графем (ù ) обозначала 2 согласных - и (впосл. эта неоднозначность была устранена с введением надстрочного знака для различения графем () и ()).

Поскольку консонантная запись допускала вариативность прочтения, со временем появляются попытки устранить фонетическую неоднозначность путем введения знаков для обозначения гласных звуков. По-видимому, еще в допленную эпоху (предположительно с IX в. до Р. Х.) для обозначения нек-рых долгих гласных на конце слова нерегулярно использовались слабые согласные ( ), ( ) и ( ). Примерно с VI в. до Р. Х. эти знаки для обозначения гласных стали появляться и в середине слова. Позднее для обозначения гласных стал использоваться и  ( ). Последовательные системы для обозначения всех гласных Е. я. были разработаны лишь в VII-IX вв. по Р. Х. и отражают 3 фонетические нормы, принятые в Месопотамии (вавилонское произношение) и в Палестине (тивериадское и т. н. палестинское произношение; сопоставление 3 систем огласовок см.: Дьяконов. 1991. С. 132). Со временем тивериадская система вытеснила остальные и используется по наст. время. Она состоит из подстрочных и надстрочных знаков, где каждый согласный (за исключением конечного) снабжается специальным знаком, обозначающим следующий за ним гласный или его отсутствие.

Фонетика и фонология

Разновидности еврейского письма. Палеоеврейское письмо сер. IX в. до Р. Х.

Разновидности еврейского письма. Палеоеврейское письмо сер. IX в. до Р. Х.

Разновидности еврейского письма. Самаритянское письмо

Разновидности еврейского письма. Самаритянское письмо

Разновидности еврейского письма. Арамейские папирусы V-III вв. до Р. Х.

Разновидности еврейского письма. Арамейские папирусы V-III вв. до Р. Х.

Разновидности еврейского письма. Квадратное письмо

Разновидности еврейского письма. Квадратное письмо

Разновидности еврейского письма. Шрифт Раши

Разновидности еврейского письма. Шрифт Раши

Разновидности еврейского письма. Современный курсив

Разновидности еврейского письма. Современный курсив

Cогласно традиции тивериадских масоретов в древнеевр. языке имеется 23 согласных фонемы:                                             . Губные: глухой    звонкий   зубные: глухой   эмфатический (напряженный)    звонкий    зубные свистящие: глухой    эмфатический    звонкий    небный шипящий    боковой свистящий    заднеязычные (велярные): глухой    эмфатический    звонкий    глоточные (фарингальные):   глухой щелевой    звонкий щелевой    сонорные: губные       зубные         небный    гортанная смычка . Согласные        и    обычно объединяют термином «гортанные согласные». 6 согласных фонем имеют по 2 варианта произношения - смычный и щелевой - в зависимости от положения в слове (в тивериадской системе эта разница на письме отмечается наличием или отсутствием знака дагеш - точки внутри буквы):   и       и       и      и      и      и  .

В совр. научной среде и учебной практике преподавания древнеевр. языка принято т. н. Рейхлиново чтение (по имени основателя христ. гебраистики Иоганна Рейхлина), основанное на сефардской традиции произношения, сложившейся в средние века. Это произношение несколько отличается от представленной выше характеристики древнеевр. согласных, к-рая является гипотетической реконструкцией масоретской фонологии: 1)    и утратили напряженную (эмфатическую) артикуляцию, в результате чего стал аффрикатой, звуком, подобным рус. звуку ц; и не отличаются от глухих и   2) и произносятся одинаково, подобно рус. звуку с; 3) и как правило не произносятся; 4) из 6 фонем, имевших по 2 варианта, различия между смычным и щелевым произношением сохранили только 3:   и       и      и    4) губно-губной сонорный    подобный англ. w, в совр. произношении не отличается от и близок к рус. звуку в.

Тивериадская масоретская традиция в интерпретации средневек. евр. грамматистов выделяет 5 основных гласных, к-рые могут быть долгими и краткими:   (),    (  );       (  );   ,   ;   ,    (  );   ,    (  ), и 4 сверхкратких гласных: неопределенный сверхкраткий   т. н. окрашенные сверхкраткие   ,   ,   . Предполагается, что тивериадские масореты зафиксировали произношение, в к-ром противопоставление гласных по долготе-краткости (по количеству) было утрачено, но имелось противопоставление по качеству, напр. по открытости-закрытости (Ламбдин. 1998. С. 31). В совр. произношении долгие, краткие и сверхкраткие звуки произносятся одинаково; неопределенный сверхкраткий произносится как .

Ударение, как правило, на последнем слоге. В нек-рых регулярных типах словоформ, а также в паузальных формах ударение смещается на предпоследний слог. Смещение ударения может иметь различительную функцию:   - она встала,   - она стоит.

Самаритянская традиция произношения текстов Пятикнижия, вероятно, является более древней, чем масоретская. Однако система огласовки, в к-рой эта традиция зафиксирована, не отличается последовательностью (Ben-Hayyim. 2000. P. 8) и не считается надежной, хотя и выглядит достаточно архаичной (Дьяконов. 1991. С. 130).

Для истории Е. я. важную роль играют многочисленные сохранившиеся греч. и лат. транскрипции имен собственных, географических названий и др. слов из ВЗ. Большая их часть датируется периодом III в. до Р. Х.- IV в. по Р. Х. (Murtonen. 1981/1982; Saenz-Badillos. 1993. P. 80). В первую очередь это слова, оставшиеся без перевода в Септуагинте. Нек-рые исследователи предполагают, что данные Септуагинты свидетельствуют о том, что в III-II вв. до Р. Х. в Е. я. еще имели место фонемы //, // и v (ср. араб. ,  и  ), к-рые впосл. вышли из употребления (Saenz-Badillos. 1993. P. 81; Дьяконов. 1991. С. 130).

Предпринимались попытки создать грамматику домасоретского Е. я. на основе палестинской огласовки и самаритянской традиции (Murtonen. 1958). В наст. время эта задача не представляется разрешимой.

Морфология

Имя существительное и прилагательное

Большинство именных (и глагольных) основ имеют 3-согласный корень, что характерно для всех семит. языков. Необходимое разнообразие словообразовательных моделей достигается за счет гласных инфиксов, к-рые могут сочетаться с удвоением 2-го согласного корня, а также с присоединением префикса или суффикса. Существует ряд регулярных моделей имен существительных (напр.,   для обозначения места действия,   для обозначения орудия действия,   для обозначения субъекта действия и др.) и прилагательных (напр.,   для обозначения цвета,   для определения физических недостатков,   для выражения достоинств и др.).

Имя имеет следующие грамматические категории в Е. я.: род - муж. и жен.; число - единственное, двойственное и множественное; состояние - абсолютное (status absolutus) и сопряженное (status constructus), а также pronominalis, т. е. с местоименным суффиксом; определенность - имена собственные, имена с артиклем, с местоименным суффиксом, имя в сопряженном состоянии (неопределенность не имеет специального показателя); падежные отношения выражаются употреблением слитных предлогов (, , и ), частица  является показателем винительного падежа; кроме того, в библейском Е. я. безударное окончание служит для обозначения направления.

Имя прилагательное обладает всеми грамматическими категориями имени существительного и не имеет особой формы сравнительной или превосходной степени. Формально может отличаться от него только синтаксически и морфологически (подробнее см.: Грилихес. 1996. С. 195-197).

Глагол

в Е. я. имеет различные смысловые модификации, которые принято называть породами. Существуют 3 активные (  - основная,   - интенсивная,   - каузативная) породы, 3 пассивные (  - пассивная к основной,   - пассивная к интенсивной, а   - пассивная к каузативной породе) и 1 рефлексивная (  ) порода. Один корень редко употребляется во всех породах; не во всех случаях конкретные значения могут быть предсказуемы исходя из базового значения породы. Напр., базовое значение корня   - рассекать, раскалывать; ср. со словами:   - расколол,   - раскололся, прорвался,   - разбил на кусочки,   - был рассечен,   - ворвался [в город],   - [город] был взят,   - разорвался. Т. о., лексическое значение глагола обычно складывается из значения корня и из значения породы (Ламбдин. 1998. С. 274).

В рамках породы глагол может иметь такие грамматические категории, как суффиксальное (перфект) и префиксальное (имперфект) спряжения, в последнем различаются следующие наклонения: изъявительное (индикатив), повелительное (императив), побудительное* (когортатив), пожелательное* (юссив); неопределенная форма (абсолютный инфинитив* и сопряженный инфинитив); причастие (действительного и страдательного залога); форма с «вавом ( ) последовательности»* (с перфектом и имперфектом (юссивом)). Формы, отмеченные звездочкой, имеют широкое распространение в библейском Е. я. и исчезают, или их количество значительно сокращается на последующих стадиях развития языка.

Местоименная группа

состоит из личных, указательных, вопросительных и неопределенных местоимений. Для выражения притяжательности в библейском Е. я. используются т. н. местоименные суффиксы, а в более позднее время появляются особые притяжательные местоимения (с основой  ).

Числительные

могут быть количественными и порядковыми. Числительные до 10 изменяются по родам (муж. и жен.) и состояниям (status absolutus и status constructus).

Cинтаксис

В Е. я. противопоставлены 2 типа предложения: глагольное, где сказуемое выражено финитным глаголом, и именное, где сказуемое выражено именем, причастием, числительным или наречием. Порядок слов в предложении в целом нефиксированный и допускает различные варианты расположения слов. Для библейского Е. я., как и для классического арабского, характерно широкое употребление сочиненных конструкций там, где в индоевроп. языках чаще используются сложноподчиненные предложения (дословный перевод Быт 19.1: «И пришли те два Ангела в Содом вечером, и Лот сидел у ворот Содома» ср. с синодальным переводом: «И пришли те два Ангела в Содом вечером, когда Лот сидел у ворот Содома»). Особую синтаксическую структуру представляет собой casus pendens (висячий падеж). Пример такой фразы из Исх 12. 15 - «всякий, едящий квасное - искоренится душа та из Израиля» (Исх 12. 15). (Подробнее о синтаксисе см.: Waltke, O'Connor. 1990.)

Лексика

Большая часть исконно евр. корней имеет соответствия в др. семит. языках и является древнесемит. наследием. Но уже в библейский период Е. я. испытал влияние ряда языков, с к-рыми находился в контакте: егип., аккад. и арам. Имеется незначительное количество древних заимствований из индоевроп. языков. В мишнаитский период в Е. я. появилось значительное количество заимствований из греч. и лат. языков. Аккад. заимствованиям посвящена работа П. Манковски (Mankowski P. V. Akkadian Loanwords in Biblical Hebrew. Winona Lake, 2000). Егип. заимствования проанализированы в статье Т. О. Ламбдина (Lambdin T. O. Egyptian Loan Words in the Old Testament // JAOS. 1953. Vol. 73. P. 145-155) и в монографии Й. Мутики (Muchiki Y. Egyptian Proper Names and Loanwords in North-West Semitic. Atlanta, 1999). В области изучения арам. заимствований сохраняет значение монография М. Вагнера (Wagner M. Die lexikalischen und grammatikalischen Aramäismen im alttestamentlichen Hebräisch. B., 1966). Арамеизмам уделяется большое внимание при попытках датировать те или иные тексты ВЗ; одним из главных критериев принадлежности текста к послепленной эпохе является наличие в нем арамеизмов (см.: Hurvitz. 1968).

История еврейского языка

В библейском еврейском языке

в научной лит-ре выделяют подпериоды: 1) язык архаической поэзии (предположительно XII-X вв. до Р. Х.); 2) классический древнеевр. язык (ок. X-VI вв. до Р. Х.); 3) поздний библейский древнеевр. язык (ок. V-II вв. до Р. Х.). Указанные временные границы условны и являются предметом дискуссий ученых. Е. я. I тыс. до Р. Х. помимо Библии документирован рядом надписей на различных носителях. Язык этих надписей в целом соответствует нормам Е. я. ВЗ, однако в науке его нередко выделяют как «эпиграфический древнееврейский».

Возникновение Е. я. относят обычно ко II тыс. до Р. Х., причем большинство ученых воздерживаются от попыток предложить более точную датировку (ABD. Vol. 4. P. 205; Saenz-Badillos. 1993. P. 1, 53). Считается, что это был язык израильского народа, завоевавшего Ханаан под рук. Иисуса Навина. Лингвистическая близость Е. я. к ханаанейским языкам, зафиксированным в дошедших до нас текстах, заставляет нек-рых исследователей предполагать, что завоеватели в той или иной мере (напр., для создания письменных документов) восприняли язык завоеванной страны (Saenz-Badillos. 1993. P. 53). Гипотеза о происхождении Е. я. в результате слияния языка израильских племен с древнеханаанейским получила широкое распространение. Как отмечает И. Кучер, она не была доказана, но является наиболее вероятной: большинство израильских ученых не подвергает сомнению данные библейских повествований о пребывании праотцев Авраама, Исаака и Иакова в Ханаане задолго до завоевания Ханаана израильтянами (Kutscher. 1982. P. 1). Существует также предположение, что народ Израиля был частью аморрейских племен, расселившихся во II тыс. по Сев. Месопотамии и Сирии; поэтому язык израильских племен, пришедших в Ханаан, мог быть одним из аморрейских диалектов (Дьяконов. 1991. С. 122-123). Для выяснения вопроса происхождения Е. я. нередко привлекалось библейское свидетельство о том, что предком израильского народа был «странствующий арамеянин» (Втор 26. 5); оно трактовалось как доказательство общего происхождения Е. я. и арамейского языка. Эпизод, описывающий заключение договора и расставание Иакова и Лавана, когда «холм свидетельства» был назван Лаваном по-арамейски, а Иаковом по-еврейски (Быт 31. 47), понимался как указание на отход от арамейского и принятие Иаковом ханаанейского языка.

Лист из Библии. Исх 10. 15 - 14.21. 1-я пол. XI в. (Schoyen Collection. Ms. 206. Fol. 8r)

Лист из Библии. Исх 10. 15 - 14.21. 1-я пол. XI в. (Schoyen Collection. Ms. 206. Fol. 8r)

В связи с проблемой происхождения и ранней истории Е. я. особый интерес представляют данные о сев.-зап. семит. языках во II тыс. до Р. Х., прежде всего о древнеханаанейском и аморрейском; оба этих языка в той или иной степени могут рассматриваться как протоеврейский. Исследование этого вопроса осложняется тем, что не сохранилось связных текстов II тыс. до Р. Х., написанных на сев.-зап. семит. языках, за исключением угаритского. Данные об этих языках можно получить только в результате анализа имен собственных, топонимов и отдельных слов, встречающихся в текстах на др. языках, в основном на древнеегипетском и аккадском. Анализ имен собственных и топонимов может давать противоречивые данные, и в последние годы исследователи стали относиться к этому методу с большой осторожностью (Huehnergard. 1987. P. 714). Тем не менее интерпретация мн. аморрейских и древнеханаанейских имен достаточно убедительна.

I. Древнеегипетские данные. В эпоху Старого (III тыс. до Р. Х.) и Среднего (кон. III тыс. до Р. Х.- ок. 1600 г. до Р. Х. ) царств сведения о древнеханаанейском языке ограничены егип. передачей сиропалестинских топонимов и личных имен. Одним из древнейших источников, в к-рых встречаются ханаанеизмы, являются Тексты Проклятий (нач. II тыс. до Р. Х.), представляющие собой списки враждебных Египту стран и их правителей. Эти списки выполнялись на глиняных горшках и статуэтках для магического обряда, в ходе к-рого эти предметы разбивались. Некоторые элементы собственных имен из егип. Текстов Проклятий могут быть отождествлены с нарицательными словами Е. я.: ç   ([ ] - Отец высок),   ([ ] - Дом солнца) (Коган. 2008). В эпоху Нового царства (XVI-XII вв. до Р. Х.) присутствие носителей ханаанейских языков в Египте значительно возросло. В егип. текстах этого периода помимо многочисленных ханаанейских имен собственных появляются и нарицательные ханаанейские слова:     - сведущий писец (cр. евр.    букв.- писец знающий),   - приветствовать (евр.   - мир, привет),   - шторм (евр.   - дождь). В обобщающем исследовании (Hoch. 1994) рассматриваются ок. 600 предположительно ханаанейских лексем, зафиксированных в егип. текстах Нового царства.

II. Клинописные данные о древнеханаанейском языке содержатся в документах архива, найденного в городище Эль-Амарна на месте древнеегип. города, являвшегося столицей новоегип. державы при Эхнатоне (Аменхотепе IV), правившем с 1350 по 1334 г. Большая часть клинописных табличек этого архива представляет собой переписку, которую егип. царь вел как с крупными державами той эпохи (Ассирия, Вавилон, Хеттское царство и др.), так и со своими вассалами в Сирии и Палестине (Иерусалим, Сихем, Лахис, Аскалон, Библ, Тир, Сидон, Угарит и др.). Амарнские письма в целом составлены на периферийной разновидности аккад. языка. Что касается писем из Ханаана, ставших предметом тщательного изучения в последние десятилетия (Э. Рейни, Д. Сиван, У. Л. Моран), то исследователи пришли к выводу, что их язык не может считаться в строгом смысле аккадским. «Речь идет об особом способе кодирования ханаанской речи с помощью аккадских корневых и отчасти грамматических морфем (в совр. лит-ре обычно трактуется как пиджин или интерязык)» (Коган, Лёзов. 2008). Ханаанизмы в этих документах вкраплены в аккад. текст:       (ср. евр.  - я) - «я припадаю к (твоим) ногам, я твой раб» (EA. 287.66), вставлены в текст как пояснительные глоссы и отмечены специальным знаком, т. н. глоссовым клином (в транслитерации отображается двоеточием):     J        (ср. евр.  )   - «как может царь города Пихилу скрываться от наместников царя, моего господина» (EA. 256.7-10).

Аморрейские имена зафиксированы во множестве аккад. клинописных документов, найденных в Сирии и Месопотамии. После 1-й обобщающей книги Т. Бауэра, отца аморрейской гипотезы происхождения Е. я. (Bauer. 1926), представившего 958 имен, вышел ряд работ, посвященных аморрейской ономастике и реконструкции аморрейского языка. Наиболее обширный каталог аморрейских имен (6662) по состоянию на 1976 г. содержится в исследовании И. Гелба (Gelb. 1980). Новейшее введение в эту проблему представил М. Штрек, исследование которого содержит детальный анализ орфографии и именной морфологии аморрейского языка (Streck. 2000). В работе Э. Кнудсена собраны аморрейские параллели к 35 ветхозаветным именам, напр.,   (  - Самуил),  J   (  - Лаван),  J   (  - Исмаил),   (  - Иов),   (  - Аврам) (Knudsen. 1999). В ряде исследований обсуждается аморрейское происхождение одного из древнеевр. имен Бога ( ), к-рое сравнивалось с именами  J    и др. (Tropper. 2001. P. 91; Streck. 1999).

III. Язык архаической поэзии. К раннему периоду существования Е. я. (предположительно XII-X вв. до Р. Х.) на основании архаических языковых черт относят нек-рые поэтические тексты ВЗ: 2 песни Моисея (Исх 15 и Втор 32), песнь Деворы (см. в ст. Девора), благословения Иакова (Быт 49) и Моисея (Втор 33), пророчества Валаама (Числ 23-24) и нек-рые др. ветхозаветные тексты (ABD. Vol. 4. P. 205). Исследователи выделяют характерные для этих текстов особенности в лексике, синтаксисе, морфологии и орфографии, являющиеся аргументом в пользу более ранней датировки (см., напр.: Saenz-Badillos. 1993. P. 57-61): наличие аккузативного местоименного суффикса 3 л. мн. ч.  ( или   напр.,   - покрыли их в Исх 15. 5) и др. т. н. архаических суффиксов; употребление форм имперфекта без союза   для описания однократных действий в прошлом; особые формы существительных ( ,   - поле во Втор 32. 13 вместо нормативного  ,  ) и добавление окончаний   или   в сопряженной форме (   - сын ослицы в Быт 49. 10); сохранение   в форме перфекта 3 л. ед. ч. ж. р. (  - она ушла во Втор 32. 36); некоторые слова в ВЗ используются лишь в архаической поэзии (напр.,  ,   - вино во Втор 32. 14 вместо обычного  ,  ) (подробнее об этом см.: Kutscher. 1982. P. 79-80). Многие из особенностей этих текстов могут иметь и др., помимо древности, объяснения: напр., высказывались предположения, что в отличие от основного корпуса ВЗ они могли быть созданы на севере Палестины, где было более заметно языковое влияние соседних народов (Saenz-Badillos. 1993. P. 61-62).

Календарь из Гезера. X в. до Р. Х. (Археологичсекий музей, Стамбул)

Календарь из Гезера. X в. до Р. Х. (Археологичсекий музей, Стамбул)

IV. Классический библейский древнееврейский язык. В корпус классической (или стандартной) прозы, нормативной для Е. я. ВЗ, включают значительную часть Пятикнижия (кроме текстов, относящихся к архаической поэзии), Книги Иисуса Навина, Судей и 1-4-я Книги Царств. Из поэтических произведений к этому корпусу примыкают Книги пророков Амоса, Осии, Михея, Наума, Софонии, Аввакума, Иеремии и некоторые др. В языковом отношении с достаточной степенью регулярности нормам классического Е. я. ВЗ следуют Плач Иеремии, Книга Руфь, Книга Ионы, Книга пророка Иезекииля, а также значительная часть Псалтири и книги Притчей Соломоновых (Коган, Лёзов. 2008).

Основную часть корпуса классической прозы ВЗ, написанной Е. я., связывают с царским периодом (XI-VI вв. до Р. Х.), в то время как создание более ранних текстов, относимых к жанру архаической поэзии, могло происходить, по мнению некоторых ученых, на севере Палестины (Saenz-Badillos. 1993. P. 68). При этом, однако, не утверждается, что с основанием династии царя Давида северный диалект Е. я. был заменен на южный; речь идет скорее о создании нормативного офиц. языка, который использовался в Иерусалиме при царском дворе и образованными людьми; этот язык должны были понимать как на севере, так и на юге страны, но преобладающими в нем, по мнению исследователей, оказались южные черты (Rabin. 1979).

Неоднократные попытки ученых выделить диалекты в Е. я. допленной эпохи не дали результатов. Единственным библейским текстом, в к-ром есть явное указание на существование различий в произношении в разных областях, является содержащийся в Книге Судей рассказ о стычке жителей Галаада под рук. судьи Иеффая с их противниками из колена Ефремова. Захватив переправу через реку, жители Галаада определяли врагов по тому, как они произносили слово   ( ): Ефремляне произносили это слово иначе и говорили  ( ) (Суд 12. 6). По мнению большинства ученых, это не является достаточным доказательством существования 2 диалектов (Kutscher. 1982. P. 14; Saenz-Badillos. 1993. P. 71). Тем не менее, возможно, некоторые поэтические тексты ВЗ содержат черты, отражающие языковые нормы Северного царства. Именно этим иногда объясняют наличие в них лексических и грамматических параллелей с др. сев.-зап. семит. языками (Ibidem), хотя в целом язык этих произведений не отличается от языка классической прозы. Заслуживают внимания попытки обнаружить черты сев. диалекта в прямой речи персонажей, выходцев с севера (Young I. The «Northernisms» of the Israelite Narratives in Kings // ZAH. 1995. Bd. 8. H. 1. S. 63-70). Обзор имеющихся данных о диалектных различиях в Е. я. допленного периода см. в работе Янга (Idem. Diversity in Pre-exilic Hebrew. Tüb., 1993).

V. Поздний библейский древнееврейский язык. Большинство исследователей Е. я. ВЗ придерживаются т. зр., высказанной Х. Рабином, что «поздние книги Библии заметным образом отличаются от допленного корпуса» по языку (Rabin. 1970. P. 316). Среди исследователей существуют разногласия в определении корпуса книг ВЗ, написанных на позднем языке. Один из главных критериев - наличие в тексте значительного количества арамеизмов - не может считаться абсолютным, т. к. в этом случае в разряд поздних попадут и архаические библейские тексты, в которых наличие арамеизмов свидетельствует, по-видимому, об общей лексике Е. я. и арам. языка на раннем этапе (Saenz-Badillos. 1993. P. 114-115).

С одной стороны, среди книг ВЗ, большинством зап. ученых считающихся поздними, значительное число арамеизмов содержат Книги Есфирь, Екклесиаст, Песнь Песней, 1-я Книга Ездры, Книга Иова, Книга прор. Даниила, Книга Неемии, а также 1-я и 2-я Книги Паралипоменон (Wagner. 1966. P. 145). Особую сложность представляет Книга Иова, в которой поздние черты сочетаются с архаическими и к-рую, в т. ч. и по этой причине, не следует относить к поздним книгам ВЗ. С др. стороны, во мн. текстах ВЗ, традиционно причисленных к поздним (напр., Плач Иеремии, нек-рые из псалмов), арамеизмы почти полностью отсутствуют. Ученые пытались показать, что нек-рые библейские книги, написанные в персид. или эллинистический периоды, являются переводом на Е. я. с арамейского, однако такая т. зр. не получила всеобщей поддержки (Saenz-Badillos. 1993. P. 115).

В качестве стандартных текстов, написанных на позднем библейском Е. я., обычно называют 1-ю и 2-ю Книги Паралипоменон, 1-ю Книгу Ездры и Книгу Неемии, датируемые послепленной эпохой. Выделение характерных черт позднего языка этих книг производилось с помощью сопоставления параллельных мест в Книгах Паралипоменон и Книгах Царств. Различия во мн. случаях можно интерпретировать как свидетельства изменений в Е. я., происшедших за время плена (Ibid. P. 115-116). Кроме того, для выявления характерных особенностей позднего языка отдельно анализировали текст послепленных книг, не содержащий параллелей в Книгах Царств и видимых зависимостей от иных источников (Polzin. 1976. P. 2). Полученные т. о. данные о позднем языке используются при датировке др. библейских книг. Следует, однако, учитывать, что многие из этих особенностей языка библейских текстов нередко могут быть объяснены не только их поздним происхождением, но др. факторами: диалектальными чертами, позднейшей деятельностью редакторов и т. п. (Saenz-Badillos. 1993. P. 116).

В 1-й и 2-й Книгах Паралипоменон отмечается более частое, чем в классическом библейском Е. я., использование полных (т. е. с mater lectionis) написаний. Нек-рые слова приводятся в измененной форме (напр., Дамаск -   в 1 Пар 18. 5-6 вместо обычного в Библии  ) или заменяются синонимами (  - тела, трупы в 1 Пар 10. 12, вместо   в 1 Цар 31. 12). Обычные в более ранних книгах ВЗ выражения    - сыны Израилевы (Быт 32. 32) или    - дом Израилев (Лев 10. 6) уступили место более краткому   (Израиль; в синодальном переводе иногда передается как «израильтяне» - напр., в 1 Пар 13. 2). Нек-рые слова, в первую очередь частицы, изменили свое значение. По-видимому, арам. влиянием следует объяснять частое употребление предлога   (вместо обычного  ) в качестве маркера прямого дополнения и замена предлога   (из) в его партитивном значении на композитную форму   (Неем 7. 69). Произошли изменения и в области синтаксиса, наиболее заметное - почти полное исчезновение нарративной формулы   ( ), регулярно использовавшейся в классическом языке в начале фразы, раздела или библейской книги. Порядок слов становится иногда необычным: определение может стоять перед определяемым словом, а прямое дополнение, выраженное существительным,- перед инфинитивом, к которому оно относится. В нек-рых случаях исследователи усматривают влияние существовавших в момент написания разговорных форм, впосл. нашедших отражение в раввинистическом Е. я. Сюда относят, напр., нехарактерное использование предлога   с глаголами   - сидеть и   - входить, приходить, изменение порядка слов («Соломон царь» (2 Пар 10. 2) вместо «царь Соломон» (3 Цар 12. 2); в синодальном переводе это различие сглажено) (Saenz-Badillos. 1993. P. 118-120).

Вопреки распространенному мнению о том, что 1-я Книга Ездры и Книга Неемии написаны тем же автором (т. н. Хронистом) или группой авторов, что и Книги Паралипоменон, нек-рые исследователи обращают внимание на различия в языке этих книг. Так, теофорные имена образованы с помощью краткой формы   (  напр.,   - Исаия в Неем 11. 7), в отличие от Книг Паралипоменон, где использована также и полная форма   (  в 2 Пар 26. 22). В Книге Неемии обнаружено значительное влияние арам. языка в заимствовании как отдельных слов (напр., глагол   - брать в значении «запирать» в Неем 7. 3), так и выражений (напр.,     - да живет царь во веки! (в Неем 2. 3), что является дословным переводом соответствующего арам. выражения    , ср.: Дан 2. 4). Впрочем, как и в Книгах Паралипоменон имеются случаи влияний разговорного языка, впосл. отразившихся в раввинистическом Е. я. (напр., использование аналитической формы прошедшего времени    - они говорили - в Неем 6. 19). В евр. тексте 1-й Книги Ездры также заметны арам. влияния и влияние разговорного языка (Saenz-Badillos. 1993. P. 121-122).

Нек-рые исследователи Е. я. Книги прор. Даниила пытаются объяснить языковые особенности не просто арам. влиянием, а существованием арам. оригинала. Несмотря на многочисленность сторонников этой теории, ее нельзя считать ни полностью доказанной, ни даже доминирующей в науке (подробнее см.: Collins. 1993. P. 13). Бесспорно лишь то, что в дошедшей до нас форме евр. главы Книги прор. Даниила содержат мн. черты, характерные для Е. я. допленных библейских книг, что позволяет нек-рым ученым считать эти черты имитацией (Saenz-Badillos. 1993. P. 122).

Хотя значительная часть Псалтири написана на стандартном Е. я. ВЗ, исследователи (Hurvitz. 1972) показали, что нек-рые псалмы содержат значительное количество слов и выражений, встречающихся лишь в послепленных книгах ВЗ и в текстах, написанных на арам. языке или раввинистическом Е. я. В отношении Книги прор. Ионы мнения ученых расходятся. Традиционно считается, что она написана на классическом библейском Е. я. с нек-рыми вкраплениями, характерными для раввинистического Е. я., в основном в области лексики (Ben-David. 1967. P. 60). В то же время в ней обнаруживается значительное число арамеизмов (напр.,   - указ) и др. слов, характерных для позднего языка. Нек-рые особенности грамматики в Книге Ионы являются общими с языком 1-й и 2-й Книг Паралипоменон. Вопрос датировки Е. я. Книги Ионы остается открытым (Saenz-Badillos. 1993. P. 122-123).

Мн. ученые находят черты позднего языка в Песни Песней Соломона. Нек-рые слова (напр.,   - площадь в Песн 3. 2;   - стена в Песн 2. 9) отсутствуют в др. местах Библии, однако встречаются в корпусе раввинистической лит-ры. В Песни Песней имеются также заимствования не только из арамейского (  - ложе в Песн 1. 15), но и из персид. (  - сад в Песн 4. 13) и греч. (  - носильный одр, паланкин в Песн 3. 9; ср. φορεῖον) языка. На основании этого делали даже предложения считать Песнь Песней Соломона книгой, в которой «разговорный язык в первый раз получил литературное и поэтическое выражение» (Saenz-Badillos. 1993. P. 123; Ben-David. 1967. P. 74). Вопрос, однако, исследован недостаточно, поэтому мн. ученые сходятся на том, что точная датировка языка книги в наст. время невозможна (ABD. Vol. 6. P. 150).

Язык Книги Екклесиаста ученые определяют как библейский Е. я. с многочисленными следами влияния арам. языка и разговорного Е. я. (ABD. Vol. 2. P. 274). Примером арам. влияния является, напр., использование именных моделей на   (  - то, чего нет в Еккл 1. 15;   - власть в Еккл 8. 4) и   (  - глупость в Еккл 2. 3). Др. черты позднего языка - это употребление соответствующих слов (обычные для раввинистического Е. я. частицы   и   в Библии нигде, кроме Книги Екклесиаста, не встречаются) и форм (в качестве личного местоимения «я» форма   не используется, вместо нее стоит краткая форма  ). Высказывались предположения о том, что язык книги подвергся влиянию сев. диалекта Е. я. (Gordon. 1955) и, возможно, финик. или арам. языка (Dahood. 1962) и что при составлении книги были намеренно совмещены черты классического библейского и более позднего раввинистического Е. я. (Saenz-Badillos. 1993. P. 124).

Нек-рые др. книги ВЗ, как предполагают ученые, также были написаны в послепленную эпоху, однако из-за недостаточности данных в большинстве случаев вопрос остается спорным. Речь идет о Книге прор. Иезекииля, 55-66 главах Книги прор. Исаии, фрагментах Книги Притчей, Книги Иова и нек-рых др. текстах (Ibid. P. 125). Большинство исследователей признают позднее происхождение Книги Есфирь и наличие в ней многочисленных следов влияния раввинистического Е. я., но расходятся в оценке масштабов этого влияния (Ben-David. 1967. P. 61; Rabin. 1958. P. 152).

IV. Язык древнееврейских надписей. Особую важность для исследования начального периода в истории Е. я. представляют собой сохранившиеся до наст. времени надписи на камне, глиняных сосудах и черепках; самые ранние из них датируются рубежом II и I тыс. до Р. Х. Древнейшим эпиграфическим памятником Е. я. является датируемый кон. X в. до Р. Х. т. н. календарь из Гезера, представляющий собой перечень сельскохозяйственных сезонов (см.: Albright. 1943). Надпись на чаше и неск. вотивных надписей из Кунтиллет-Аджруда в пустыне Негев (Meshel, Meyers. 1976; Meshel. 1978), 2 остракона из Тель-Касилы (Maisler. 1951) и тексты из Асора (Gibson. 1971. P. 18-19) датируют IX или нач. VIII в.; остраконы из Самарии (Shea. 1977) и с холма Офел (Gibson. 1971. P. 25 sq.) и надписи на слоновой кости из Нимруда (Ibid. P. 19-20) - VIII в.; Силоамскую надпись (см. в ст. Силоам) - рубежом VIII и VII вв. Неизвестные ранее эпиграфические памятники, написанные на Е. я., были обнаружены в ходе археологических экспедиций, проводившихся в последние десятилетия ХХ в. в Палестине (см., напр.: Saenz-Badillos. 1993. P. 63-64). Древнейшим сохранившимся папирусом, написанным на Е. я., является палимпсест из Вади-Мураббаат, датируемый VIII-VII вв. до Р. Х. (Gibson. 1971. P. 31-32). Фрагментарный характер большинства сохранившихся текстов и отсутствие знаков для обозначения гласных в значительной мере снижают их лингвистическую ценность для анализа Е. я. допленного периода (Saenz-Badillos. 1993. P. 64). Тем не менее орфография отдельных слов, содержащихся в этих памятниках, нередко отличается от масоретских вариантов (см. в ст. Масора), но совпадает при этом с сохранившимися консонантными написаниями, показывая т. о. их большую древность (Ibid. P. 67). Особенности грамматики древнеевр. эпиграфики библейского периода проанализированы в монографии С. Л. Гоуджел (Gogel S. L. A Grammar of Epigraphic Hebrew. Atlanta, 1998).

Язык кумранских рукописей

Медный свиток. Кумран. Сер I в. (Дворец книги. Музей Израиля, Иерусалим. 3Q15)

Медный свиток. Кумран. Сер I в. (Дворец книги. Музей Израиля, Иерусалим. 3Q15)

Язык рукописей, обнаруженных не только в Кумране, но и в нек-рых др. местах в районе Мёртвого м., принято рассматривать как отдельную стадию развития Е. я. Ограниченная локализация этих памятников и особые черты их языка дают основания полагать, что кумран. древнеевр.- один из вариантов лит. языка III в. до Р. Х.- I в. по Р. Х. Вопрос о единстве языка этих памятников и о том, насколько кумран. древнеевр. отражает лит. норму этой эпохи, связан с проблемой происхождения кумран. рукописей. До 80-х гг. ХХ в. этот вопрос считался в целом решенным (кумран. «библиотека» принадлежала секте, предположительно ессеям, известным по античным источникам), однако в последние десятилетия было выдвинуто неск. новых предположений. Наибольший интерес представляет гипотеза Н. Голба, к-рый считает, что кумран. «библиотека» была перевезена в Кумран из Иерусалима ввиду надвигавшейся опасности вторжения римлян (Golb. 1985). Эта гипотеза дает основание для изменения общепринятого представления о маргинальном характере кумран. документов. Но гипотеза, сформулированная в ходе анализа археологических данных о поселении в Хирбет-Кумране, а не в процессе исследования самих рукописей, не снимает вопроса о происхождении этих текстов. Даже если они были собраны в Иерусалиме, это не отменяет их сектантского, и в этом смысле маргинального, происхождения. Предположения о наличии ряда черт разговорного языка в кумран. Е. я. (Kutscher. 2007. Vol. 8. P. 635) подтверждают скорее сектантский характер этих документов.

2-й свиток Книги прор. Исаии. I в. до Р. Х. (Дворец книги. Музей Израиля, Иерусалим. 1 QIs)

2-й свиток Книги прор. Исаии. I в. до Р. Х. (Дворец книги. Музей Израиля, Иерусалим. 1 QIs)

Вопрос об идентификации авторов кумран. свитков с ессеями (Юревич. 2002), до сих пор активно обсуждаемый в кумрановедении, не имеет прямого отношения к их языку. Большинство работ, в т. ч. и новейших, о языке кумран. рукописей исходят по-прежнему из того, что определенная группа небиблейских рукописей, найденных в районе Мёртвого м., создана представителями некой общины, или секты, где бы она ни располагалась. Именно эти документы дают представление о кумран. Е. я. (англ. Qumranic Hebrew). Согласно Э. Кимрону, в корпус входят: Война сынов света против сынов тьмы (1QM), Устав общины (1QS), Благодарственные гимны (1QH), Комментарий на Книгу прор. Аввакума (1QpHab), Храмовый свиток (1QTS), Песни субботнего жертвоприношения (4Q403), Галахическое письмо (4QMMT) и ряд фрагментов (Qimron. 1986. P. 15). Помимо языковых черт эти документы объединяют общие идеи, единая терминология (Dimant. 1990), которая отсутствует, напр., в найденных в Кумране апокрифах (кн. Еноха и кн. Юбилеев), а также особенности орфографии (Tov. 1986). Обычно в данный корпус не включают 2 важных текста: рукописи Дамасского документа (CD), найденные в каирской генизе, т. к. они считаются искаженными средневек. переписчиками, и Медный свиток (3Q15), язык к-рого чрезвычайно близок к мишнаитскому Е. я. К моменту написания грамматики Кимрона кумран. рукописи Дамасского документа еще не были изданы, поэтому данный материал не был им включен в корпус кумран. Е. я. По всей вероятности, этот документ также должен быть отнесен к кумран. Е. я. Кроме того, для рассмотрения привлекается ряд библейских рукописей, поскольку в некоторых из них отмечается присутствие значительного количества черт кумран. древнеевр. языка, вызванное искажениями или глоссированием кумран. переписчиков. Это прежде всего знаменитый свиток Книги прор. Исаии (1QIsa), описание лингвистических особенностей которого легло в основу 1-й фундаментальной работы о кумран. древнеевр. языке израильского ученого И. Кучера (Kutscher. 1974).

В этой группе документов есть отличительные орфографические, фонологические, морфологические, синтаксические и лексические черты, позволяющие отнести их к кумран. древнеевр. языку как к особому типу Е. я. Но большинство из них не являются уникальными для языка кумран. свитков: это либо черты, общие с мишнаитским древнеевр. (личное местоимение 1 л. мн. ч.  ; отглагольные имена от породы   по модели   лексика:   - собрание,   - обычай,   - четверть), либо с самаритянским древнеевр. (удлиненные формы местоименных суффиксов  ,  ,  ,  ), либо с арам. (инфинитив породы   по модели   формы императива породы    /   и др.). Кумран. Е. я. традиционно рассматривается как прямое продолжение библейского Е. я., поэтому прежде всего выявляют те особенности, к-рые отличают этот язык или от классического библейского, или от позднего библейского Е. я. Среди немногих уникальных черт кумран. древнееврейского, как правило, называют личные местоимения 3 л. ед. ч.  ,   (Qimron. 1986. P. 117), а также формы притяжательных местоимений при односложных словах «брат» ( ) и «отец» ( ) (Schniedewind. 1999. P. 237). Имеющийся материал с трудом поддается однозначной интерпретации: ожидалось, что кумран. находки дадут представление о переходной фазе развития языка от библейского к мишнаитскому Е. я., однако картина оказалась сложнее, чем предполагали. В последнее время принято считать, что мишнаитский Е. я. был разговорным еще в библейский период, а кумран. Е. я. обнаружил ряд архаических черт. Амер. исследователь У. Шнидевинд считает, что кумран. Е. я.- искусственный язык маргинальной группы, к-рая намеренно противопоставляет себя др. течениям не только в идеях, ритуалах и институциях, но и в языке (Idem. 1999).

Самаритянский Е. я. и самаритянская традиция произношения

Самаритянский древнеевр. язык (Samaritan Hebrew) - это, во-первых, та форма древнееврейского, к-рая зафиксирована в тексте самаритянской версии Пятикнижия; во-вторых, под этими словами подразумевается традиция рецитации этого текста, к-рая сохранилась до наших дней. Т. о. более корректным термином является «самаритянская традиция древнееврейского языка»; в этом смысле она противопоставлена тивериадской, вавилонской и др. традициям записи и произношения Е. я. Самаритянское произношение зафиксировано в огласованных рукописях Пятикнижия, самые древние из к-рых датируются не ранее XIV в. И хотя самаритянскую огласовку можно считать не менее древней, чем тивериадская, ее ценность для реконструкции древнееврейского снижается из-за того, что не существует самаритянских рукописей, которые бы свидетельствовали о последовательном применении определенной системы огласовок, подобно лучшим рукописям, отображающим тивериадскую или вавилонскую огласовки (Ben-Hayyim. 2000. P. 8). Устная традиция самаритян считается более надежной. Первые попытки письменной фиксации самаритянского произношения были сделаны не менее 100 лет назад. В наст. время существует транскрипция всего текста самаритянского Пятикнижия в соответствии с самаритянской традицией чтения, осуществленная З. Бен-Хаимом (Idem. 1957-1977).

Мишнаитский Е. я.

язык Мишны и последующей талмудической лит-ры. Др., не менее распространенное название - «раввинистический» Е. я. (Rabbinic Hebrew), т. к. большинство документов этого периода имеют отношение к т. н. раввинистическому иудаизму. В последнее время довольно широкое распространение получило использование термина «раввинистический» для всего периода между библейским и средневек. Е. я., а термина «мишнаитский» - только для памятников эпохи таннаев. Однако в старой лит-ре и у ряда совр. авторов язык всего указанного периода часто называется мишнаитским.

Хронологически мишнаитский Е. я. принято разделять на 2 подпериода: язык эпохи таннаев ( ), создателей Мишны и ряда др. сочинений (I в. до Р. Х.- II в. по Р. Х.); язык эпохи амораев ( ), создателей Талмуда (III-VII вв. по Р. Х.).

В эпоху таннаев мишнаитский Е. я., будучи в основном разговорным, приобретает статус литературного: в этот период помимо Мишны создаются т. н. таннаитские, т. е. ранние сборники мидрашей (Мехилта де Рабби Ишмаэль, Сифра, Сифре, Сифре Зутта и др.). Хотя основными разговорными языками Палестины этого периода были арам. и греч., не исключается возможность того, что в Иудее какая-то часть населения продолжала говорить на Е. я. (Fernández. 1997. P. 2-4). Вероятно, мишнаитский Е. я. начал формироваться уже в послепленную эпоху в качестве разговорного наряду с письменным лит. языком, который ориентировался на древние классические образцы (библейский Е. я.). Это предположение, получившее распространение в посл. десятилетия ХХ в., хотя и не подкреплено документальными данными, заслуживает внимания, т. к. длительное бытование бесписьменного языка вполне возможно и хорошо известно на примере множества др. языков. Первыми памятниками мишнаитского Е. я. можно считать Медный свиток, найденный в Кумране (не позднее 70 г. по Р. Х.), а также письма Бар-Кохбы (ок. 135 г. по Р. Х.) (Sáenz-Badillos. 1993. P. 167).

В эпоху амораев Е. я. остается языком лит-ры и, возможно, раввинистической школы. К документам эпохи амораев относят евр. тексты, вошедшие в Иерусалимский и Вавилонский Талмуды, а также нек-рые сборники мидрашей (Берешит Рабба, Ваййикра Рабба, Песикта де Рав Кахана).

При сопоставлении с библейским Е. я. в мишнаитском обнаруживается ряд важных отличительных черт: взаимозаменяемость конечного   и   так что, напр., окончание муж. рода мн. ч. у именных форм имеет вид   а не   в качестве относительного местоимения употребляется   вместо   родительный падеж выражен не сопряженным сочетанием, а конструкцией с предлогом   прошедшее продолженное время выражено конструкцией «  + причастие»; отсутствие абсолютных инфинитивов и глагольных форм с консекутивным   (Fernández. 1997. P. 1).

Единственной полной грамматикой мишнаитского Е. я. остается книга М. Х. Сегала (Segal. 1927). Однако исследования посл. десятилетий ХХ в. показали, что необходимо составление принципиально новой грамматики. Это связано с тем, что до определенного периода работы по мишнаитскому Е. я. основывались на материале традиц. печатных изданий. В ходе исследований 2-й пол. XX в. стало ясно, что традиция, зафиксированная в этих изданиях, не очень надежна, поэтому стали появляться работы, сделанные на материале авторитетных рукописей Мишны (описание мишнаитского иврита в 1-м изд. Encyclopedia Judaica; Bar-Asher M. The Different Traditions of Mishnaic Hebrew // Working With No Data: Semitic and Egyptian Studies Presented to Th. O. Lambdin / Ed. D. M. Golomb. 1987. P. 1-38), язык к-рых в значительной степени отличается от до сих пор известного раввинистического Е. я. Эта работа еще не завершена, пока нет четких критериев оценки достоверного и искаженного (а также раннего и позднего) материалов в рукописной традиции Мишны и др. памятников. Тем не менее есть результаты, к-рые во многом меняют сложившееся представление о мишнаитском Е. я. В частности, стало ясно, что этот язык не столь однороден, как считалось ранее.

Средневековый Е. я.

Нижняя граница этого периода развития языка иногда определяется заметными инновациями в языке литургической поэзии (пиют) IV-VIII вв. по Р. Х. Однако эти инновации касаются лишь одного из жанров словесности, поэтому обычно начало средневек. периода в развитии Е. я. связывают с завершением Вавилонского Талмуда (VII в. по Р. Х.). Верхняя граница, как правило, совпадает с появлением идеологического движения евр. просвещения (гаскала) во 2-й пол. XVIII в. В этот период не происходило значительных языковых изменений, хотя деятельность евр. просветителей в определенной степени стимулировала развитие Е. я.

Для большей части средневек. периода характерно бытование Е. я. как литургического и письменного, как языка лит-ры, науки, философии, предположительно как разговорный Е. я. применялся ограниченно в утилитарных целях, таких как частная переписка, торговая и проч. деловая документация. По свидетельству некоторых путешественников, Е. я. как разговорный был распространен в отдельных общинах (Saenz-Badillos. 1993. P. 203), наиболее вероятно использовался для взаимопонимания представителями общин, говорящими на разных языках.

Лист из Мишне Торе. 1471/1472 г. (Lond. Brit. Lib. Harl. 5698 (Vol. 1). Fol. 11v)

Лист из Мишне Торе. 1471/1472 г. (Lond. Brit. Lib. Harl. 5698 (Vol. 1). Fol. 11v)

Поскольку Е. я. почти не функционирует как разговорный, а культивируется прежде всего как литературный, в этот период нельзя говорить о значительных языковых изменениях. Большинство авторов, пишущих на Е. я. в средние века, ориентируются на нормы древнеевр. языка, библейского или раввинистического. Инновации, как правило, не затрагивая структуры языка, связаны с теми или иными лит. движениями, такими как вост. пиют, или ограничены развитием и расширением лексического фонда для выражения новых понятий, в основном научных и философских. Мн. новые явления в лексике и грамматике не получали широкого распространения. Такая мозаичная картина развития языка не в последнюю очередь связана с отсутствием доминирующей лит. традиции, как это было в библейский и отчасти в мишнаитский периоды; в то же время условия для целенаправленного возрождения языка и появления единой нормирующей инстанции, такой как Ваад ха-лашон в XIX в., еще не сложились.

I. Язык восточного пиюта. В широком смысле термин «пиют» (  - поэзия) означает литургическую евр. поэзию, создававшуюся после Библии и Кумрана вплоть до периода гаскалы. Однако в творчестве ряда авторов, работавших преимущественно в Палестине в V-VIII вв. (Иосе бен Иосе, Яннай, Элеазар Калир и др.), сложилась особая лит. традиция, называемая «восточный пиют». Язык произведений этих авторов (пайтаним) определяется в основном нормами написания раввинистического Е. я. (полные (plene); употребление глагольной породы   чередование m/n в глагольных и именных окончаниях; буд. время выражается конструкцией     прошедшее продолженное - глаголом   + причастие), что объясняется близостью содержания их произведений к литературе мидрашей (Saenz-Badillos. 1993. P. 202; по этому признаку, если бы не значительные языковые нововведения, эту лит-ру можно было бы отнести к раввинистической). Можно отметить новые черты как в области словообразования (отыменные глаголы, отглагольные существительные, образование глаголов от союзов и частиц), морфологии (мн. неправильные глаголы трактуются как глаголы со вторым  ), так и в семантике (значения слов на основе звуковых ассоциаций:   - долина - приобретает значение «земля» под влиянием греч. γή - земля) и синтаксисе (ряд предлогов-проклитик        присоединяется к личным формам глагола). В целом язык вост. пиюта отличается семантической и формальной усложненностью, богатством задействованного лексического материала по сравнению с более простым и в смысловом отношении прозрачным стилем раннего анонимного пиюта, ориентированного на библейскую лексику (Пиют. 1992. С. 522).

II. Язык андалузской поэзии. Язык евр. поэтов, работавших в Испании в XI-XII вв., отличается небольшим количеством нововведений, ориентацией в основном на библейский, в меньшей степени на раввинистический Е. я., а также на язык пиюта; характерно также значительное араб. влияние. Языковая традиция андалузской евр. поэзии неоднородна: степень освоения того или иного базового элемента (библейский, раввинистический или язык пиюта) варьируется от автора к автору - от почти полного отрицания раввинистического Е. я. в качестве поэтического (Менахем бен Сарук, Дунаш бен Лабрат, Моше ибн Эзра и Иегуда Галеви) до значительного применения раввинистического Е. я. (Шмуэль га-Нагид). Араб. влияние, к-рое отразилось и в лексических заимствованиях, и в калькировании ряда выражений и синтаксических конструкций, характерно в основном для светских жанров поэзии.

III. Язык прозы и переводов на Е. я. В евр. общинах араб. исламского мира особенно активно развивалась научная и философская проза. Мн. евр. авторы писали по-арабски (напр., «Путеводитель заблудших» М. Маймонида или библейские комментарии Саадии Гаона), гораздо реже по-арамейски. Однако не менее активно развивалась и проза на Е. я. Причины выбора языка далеко не всегда ясны. Как правило, на Е. я. писали произведения, к-рые связаны с евр. законом, и принадлежащие по жанру к т. н. галахе (напр., Мишне Тора, «Повторение Закона» Маймонида). Помимо галахических трактатов создается много сочинений в др. жанрах, ставивших перед авторами новые языковые задачи, в основном в отношении развития лексического фонда. Появились грамматические и др. филологические трактаты и словари, эта область начала развиваться благодаря деятельности масоретов - первых евр. филологов. В этот период также складывался совершенно новый тип библейского комментария, для к-рого на 1-м плане зачастую стоит буквальный смысл текста и обсуждение филологических сторон интерпретации (Раши, Авраам ибн Эзра и др.). Появились многочисленные философские и мистические сочинения, научные энциклопедии, итинерарии. Особый интерес представляет язык переводов, к-рые делали в основном с араб., отчасти также с лат. и др. языков. По фамилии известной семьи переводчиков с араб. Тиббонидов одну из разновидностей Е. я. стали называть тиббонидским ивритом (Saenz-Badillos. 1993. P. 262). Араб. влияние отмечается у мн. авторов, создававших прозу на Е. я.

Отмечается активное развитие лингвистической терминологии: появилось немало еврейских терминов для обозначения ряда морфологических и грамматических категорий:   - причастие,    - имя действия, инфинитив и др. Среди араб. заимствований можно отметить такие слова, как   - центр,   - полюс.

Современный иврит

Центральным событием для совр. периода в развитии Е. я. стало возрождение его как живого разговорного языка, который впосл. стал одним из офиц. языков гос-ва Израиль. Первые импульсы в этом направлении дало движение евр. просвещения, возникшее во 2-й пол. XVIII в. (т. н. гаскала). Это культурно-просветительное и общественное движение, с одной стороны, подталкивало к изучению европ. языков для преодоления культурной замкнутости и знакомства с достижениями европ. науки и культуры; с др. стороны, требовало более глубокого проникновения в собственную культуру на основе обращения к библейскому Е. я. (Айхенвальд. 1990. С. 14), к-рый в качестве национального языка противопоставлялся языку идиш (Kutscher. 1982. P. 183). Одним из значительных событий в истории этого движения стал перевод Пятикнижия на нем. язык (1783), осуществленный М. Мендельсоном, основателем и вдохновителем гаскалы. В то же время появляются периодические издания на иврите: журналы «Гамеассеф» (Собиратель) в 1783-1811 гг. в Кёнигсберге, «Биккуре га‘иттим» (Первые плоды времен) в 1821-1831 гг. в Вене; газеты «Пирхе цафон» (Северные цветы) в 1841-1844 гг. в Вильне, «Гакармель» (Цветущая земля) в 1860-1880 гг. в Варшаве. Развивалась художественная лит-ра на иврите, язык к-рой сочетал элементы библейского, раввинистического и постбиблейского древнееврейского,- это подготовило почву для возрождения иврита как разговорного языка.

Целый ряд социально-экономических факторов повлиял на то, что в кон. 70-х - нач. 80-х гг. XIX в. остро встала проблема развития консолидирующего языка для евреев (Айхенвальд. 1990. С. 14-15). Ключевой фигурой в возрождени иврита, центр к-рого отныне переместился из Европы в Палестину, стал евр. просветитель, лексикограф и общественный деятель Э. Бен-Иегуда (1858-1922). Его ст. «Горящий вопрос», появившаяся в 1879 г. в ж. «Га-шахар» (Вена), явилась своего рода манифестом возрождения Е. я. в Палестине (Там же. С. 15). В 1889 г. в Палестине было организовано Об-во языка иврит, через год преобразованное в Комитет языка иврит, к-рый стал главным нормиротивным центром в период становления совр. иврита как разговорного и письменного языка. С 1923 г., в период британского мандата, совр. иврит наряду с арабским и английским получил статус офиц. языка Палестины. В 1948 г., после образования гос-ва Израиль, совр. иврит и арабский были объявлены офиц. языками Израиля. Комитет языка иврит был преобразован в Академию языка иврит - высший орган языкового планирования в Израиле (Там же. С. 15)

Гебраизмы

В Новом Завете

преимущественно в прямой речи зафиксировано неск. десятков семит. слов и выражений. Более точное определение их языковой принадлежности связано с т. н. проблемой языка Иисуса Христа, к-рая должна дать ответы на следующие вопросы: на каких языках говорили во времена Иисуса в Палестине? На каком языке говорил сам Иисус Христос? На каком языке первоначально были записаны Евангелия? Не вызывает сомнений то, что в Палестине в данный период были в разной степени распространены 4 разговорных языка: греческий, латинский, еврейский и арамейский (о языках Палестины см.: Вайс. 2002). До сер. XX в. преобладало мнение исследователей, что использование Е. я. в качестве разговорного было ограничено особыми сферами употребления (напр., обучение в школе или раввинистическая дискуссия о законе) либо что Е. я. вообще не использовался как разговорный, будучи вытеснен в первую очередь арамейским (Black. 1967. P. 48). В наст. время мн. ученые считают, что Е. я. в I в. по Р. Х. сохранился в качестве разговорного языка «в определенных социальных слоях населения и определенных географических областях» (Fitzmayer J. A. The Languages of Palestine in the First Century AD // Idem. A Wandering Aramean. Missoula, 1979. P. 44).

Нек-рые евангельские гебраизмы предваряются специальными указаниями (βραΐδι, βραϊστί), к-рые, по-видимому, не обязательно имеют конкретное значение «по-еврейски», а более общее - «на языке евреев», что может предполагать как арам., так и евр. языки. Сторонники «еврейской» теории, согласно к-рой Иисус Христос мог говорить не только по-арамейски, но и по-еврейски, иногда указывают на то, что термином βραϊστί обозначены в некоторых случаях очевидные гебраизмы. Однако арам. речь евреев была богата гебраизмами. В целом проблема языка Иисуса Христа не имеет пока убедительного решения (обзор лит-ры по этой проблеме см.: Saenz-Badillos. 1993. P. 167-171). Семитизмы в НЗ не ограничиваются лексическими вкраплениями, исследователи обнаруживают многочисленные синтаксические семитизмы в греч. языке НЗ (см.: Beyer. 1962). (О синтаксических гебраизмах в языке Евангелия от Марка см.: Лёзов С. В. Библейское повествование и повествование Мк // Библия: Лит. и лингвист. исслед. М., 1998. Вып. 1. С. 280-298). Лингвистическим аргументам, приводимым в пользу существования арам. или евр. оригинала того или иного Евангелия, противопоставлен тот факт, что греч. язык Евангелий сформировался на основе специфической лит. нормы, испытавшей сильное влияние языка Септуагинты. Однако в тех случаях, когда евангельские семитизмы не могут быть поняты как септуагинтизмы (т. е. калькируют особенности постбиблейского Е. я., разговорного Е. я. или арам. языка), непосредственная зависимость языка Евангелий от семит. языков становится более очевидной (Грилихес Л., прот. Гебраизмы в Евангелии от Матфея: К вопросу об оригинальном языке первого канонического Евангелия // БВ. 2004. № 4. С. 106-122; см. также разд. «Язык Евангелий» в статье Евангелие). (О гебраизмах в европ. языках см.: Kutscher. 1982. P. 291-293.)

Гебраизмы в русском языке

Cлова и обороты речи попадали из Е. я. в рус. язык разными путями. Значительная часть гебраизмов пришла через переводы Библии (Гури. 1995). Отдельные заимствования осуществлялись через посредство европ. языков: напр., такие слова, как юбилей (от лат. (annus) jubilaeus, евр.    - год трубления в бараний рог), бегемот (лат. behemoth; евр.   - животные) и др. Довольно много арготизмов в сниженной речи имеют предположительно евр. этимологию, они заимствованы из идиша.

История изучения Е. я.

Еврейская лингвистическая традиция

Первые грамматики и словари Е. я. были созданы в X-XI вв. евр. авторами, писавшими в основном на араб. языке. Однако возникновение лингвистической рефлексии у евреев связывается с деятельностью масоретов (см. ст. Масора) в VII-VIII вв. На развитие лингвистики средневек. евреями значительное влияние оказала араб. языковедческая традиция (первые араб. грамматики появились в VIII в. по Р. Х.). Важным фактором развития евр. лингвистики в средние века стала полемика караимов и раббанитов о смысле Писания и о методах его интерпретации. Если раббаниты (основное течение иудаизма) в интерпретации полагались на устную традицию, большая часть к-рой зафиксирована письменно (Мишна, Талмуд и др.), то для караимов единственным авторитетным текстом являлась Библия. Сосредоточенность на тексте Свящ. Писания явилась, по-видимому, мощным толчком к развитию лингвистической мысли: предположительно системы огласовки библейского текста создавались в основном караимами. Мн. авторы первых языковедческих трудов о Е. я. были также караимами (Иегуда ибн Курайш, И. Альфаси, аль-Фарадж и др.).

Эта полемика была плодотворной и для раббанитов: считается что Саадия Гаон (892-942) составил «Книгу о семидесяти уникальных словах» - трактат о библейских hapax legomena (словах, встречающихся в ВЗ 1 раз) - именно под влиянием споров с караимами. Саадия написал также трактат по морфологии и составил первый словарь Е. я. (с глоссами на араб. языке). Ибн Курайш (X в.) посвятил сочинение сравнению языка Библии с Е. я. мишнаитского периода, арам., араб. и др. языками. Соч. «Полная книга о корнях и ветвях еврейского языка» аль-Фараджа представляет собой компендиум филологического знания, где разбираются вопросы морфологии, синтаксиса, лексикологии, а также дается сравнение древнеевр. библейского языка с библейским арамейским (Schippers. 1997. P. 60-61). Появление нек-рых филологических сочинений и словарей (напр., словарь Саадии) было связано с борьбой за чистоту и правильность языка поэзии, образцом и объектом подражания для к-рого во мн. случаях служил язык Библии. Поэт Моше ибн Эзра (1055-1138) написал трактат по поэтике древнеевр. языка - «Книгу беседы и упоминания» (частичный рус. пер.: Коковцов. 1895). Менахем бен Сарук (род. в 915, Тортоса) создал в Кордове более совершенный словарь евр. языка, чем словарь Саадии (напр., он различал в слове «корень» и дополнительные элементы - аффиксы). Иегуда Хаюдж (ок. 930 - ок. 1000) пришел к очень важному выводу, что любой глагольный корень в Е. я. состоит как минимум из 3 согласных; он также выделил т. н. слабые корневые согласные. Метафорическое обозначение морфологической основы словом «корень» было известно и араб., и евр. средневек. ученым (араб.   евр.   - корень); в европ. лингвистическую традицию оно проникло благодаря знакомству европ. авторов с сочинениями евр. грамматистов.

Среди грамматистов последующего периода, писавших преимущественно на Е. я., выделяется династия Кимхи - Иосиф (1105 - ок. 1170), его сыновья Давид (ок. 1160 - ок. 1235) и Моше (1120 - ок. 1190). Иосиф Кимхи впервые разделил гласные на долгие и краткие. Словарь и грамматика Давида Кимхи стали наиболее популярными в средние века, благодаря Элияху Левите (1468-1549) его сочинения стали известны латиноязычному миру.

Европейская гебраистика

Знание Е. я. на лат. Западе в средние века было очень ограниченным. Есть сведения об отдельных авторах, в той или иной степени знакомых с Е. я., но систематическое обучение Е. я. в монастырских школах и первых ун-тах не осуществлялось. Рост интереса к Е. я. связывают с именами нек-рых представителей европ. Возрождения (Пико делла Мирандола, И. Рейхлин) и Реформации (М. Лютер, Ф. Меланхтон) на рубеже XV и XVI вв. Как отмечают исследователи, одним из главных факторов явился обостренный интерес к евр. мистической лит-ре (Бурмистров. 1998). Появляются первые европ. грамматики Е. я. (Pellicanus C. De modo legendi et intelligendi Hebraeum. Strassbourg, 1504; Reuchlin J. De rudimentis hebraicis. Pforzheim, 1506; обе грамматики включали словарь Е. я.), открываются кафедры Е. я. в ведущих учебных заведениях Европы (Алькала, ныне Алькала-де-Энарес, Испания; Корпус-Кристи-колледж, Оксфорд; Коллеж де Франс, Париж). Европ. гебраистика зарождалась как освоение евр. гебраистики: учителями Рейхлина и др. ученых были евр. грамматисты (Элияху Левита и др.); первые трактаты по грамматике Е. я. в Европе были в значительной степени вторичными - они частично являлись переводами евр. грамматических сочинений. Евр. филологи активно участвовали в подготовке христ. печатных изданий евр. текстов Библии и Талмуда.

XVII век отмечен интересом к постбиблейскому Е. я., к масоретской традиции, а также к самаритянской традиции Е. я. В этот период активно развивалась текстология ВЗ, носившая тогда название critica sacra (см. в ст. Библеистика), расширявшая научный горизонт гебраистики и ставившая перед ней новые вопросы. В нач. XVII в. среди протестант. богословов и гебраистов развернулась дискуссия о природе и древности масоретской вокализации, значение к-рой вышло за пределы филологии. Евр. филолог Элияху Левита первым показал, что знаки вокализации и акцентуации евр. текста Библии появились не вместе с консонантными знаками, а значительно позже, после завершения Талмуда, т. е. не ранее V в. по Р. Х. Это утверждение было оспорено швейцар. гебраистом и богословом Иоганном Буксторфом (1564-1629) в соч. «Tiberias, sive Commentarius Masoreticus» (Тивериадская система, или Масоретский комментарий) (1620). Франц. богослов-гугенот Л. Каппеллус (1585-1658) опубликовал сочинение (Arcanum punctationis revelatum, 1624) (рус. пер.), в к-ром приводились доводы в пользу поздней датировки масоретских знаков вокализации и акцентуации. C опровержением этих доводов выступил Й. Буксторф Младший (1599-1664) в соч. «Tractatus de punctorum vocalium et accentuum…» (Трактат об огласовках и ударениях....) (1648). Для отца и сына Буксторфов и их сторонников на первом плане стоял вопрос о богодухновенности масоретских знаков. В 1675 г. Гельветическое согласие, догматический документ Реформатской церкви Швейцарии, признало знаки для гласных богодухновенными. Вопрос об авторитете и датировке масоретских знаков не был окончательно решен еще в сер. XVIII в. Так, видный нем. ориенталист и гебраист И. Михаэлис посвятил одно из сочинений (De punctuorum hebraicorum antiquitate… (О древности еврейских огласовок) 1739) защите древности и богодухновенности знаков для гласных, а один из главных представителей евр. Просвещения, философ М. Мендельсон (1729-1786), все еще придерживался традиц. т. зр.

До сер. XVII в. европ. христ. грамматики Е. я. в основном опирались на евр. грамматическую традицию (Gesenius' Hebrew Grammar. Oxf., 19102. P. 20). По мере накопления европ. гебраистами собственного опыта грамматических описаний, появления новых данных, прежде всего привлечение родственных семит. языков (арабского, арамейского, эфиопского), составлялись самостоятельные христ. грамматики и писались исследования Е. я. В XVIII в. изменился статус Е. я. как совершенно уникального древнейшего языка, к к-рому не приложимы методы сравнительного языкознания. Один из авторитетнейших арабистов и гебраистов 1-й пол. XVIII в., А. Шультенс, отстаивал древнейший характер Е. я., изучение араб. языка считал вспомогательным средством для изучения Е. я. Им и его последователем Н. В. Шрёдером были написаны первые сравнительные грамматики Е. я. (Schultens A. Institutiones ad fundamenta linguae hebraeae. Lugdini, 1737; Schroeder N. W. Institutiones ad fundamenta linguae hebraeae. Groningen, 1766).

Основы совр. гебраистики заложены нем. ученым В. Гезениусом. Его грамматика древнеевр. языка (1813) выдержала неск. десятков изданий и публикуется до наст. времени, правда в значительно переработанном виде, и является базовым пособием по Е. я. (рус. пер. К. А. Коссовича сделан в 1874 с одного из старых изданий и далек от совершенства). То же относится к словарю Е. я. ВЗ, составленному Гезениусом. Наиболее популярный в учебной и научной практике англоязычный словарь Е. я. ВЗ Ф. Брауна, С. Р. Драйвера и Ч. О. Бриггса (1907) фактически является переводом одного из изданий словаря Гезениуса. Сохраняет свое значение также грамматика Г. Эвальда, одного из современников Гезениуса (Ewald. H. Kritische Grammatik der hebräischen Sprache. Lpz., 1827; [Idem.] Ausführliches Lehrbuch der hebräischen Sprache. Lpz., 18445. Gött., 18708). Значительный вклад в изучение Е. я., в частности в области фонологии и синтаксиса библейского Е. я., внес нем. гебраист и исследователь ВЗ Ф. Э. Кёниг (König F. E. Historisch-kritisches Lehregebäude der hebräichen Sprachen. Lpz., 1881-1897. Hildescheim, 1979r. 3 Bde). Достижения стремительно развивавшегося в нач. XX в. сравнительно-исторического метода, к-рый основывался на реконструкции семитского праязыка, отразились в грамматиках Х. Бауэра и П. Леандера (1922) и Г. Бергштресера (1918). К наиболее удачным грамматикам библейского Е. я., созданным в XX в., относится труд франц. ученого П. Жоуона ( Joüon P. Grammaire de l'hébreu biblique. R., 1923), впосл. переработанный и дополненный Т. Мураокой (1993). Богата интересными идеями грамматика израильского семитолога И. Блау (Blau. 1976). Наиболее инновативными являются грамматики В. Шнайдера (Schneider W. Grammatik des Biblischen Hebräisch. Münch., 1974, 19825) и В. Рихтера (Richter W. Grundlagen einer althebräischen Grammatik. St. Ottilien, 1978-1980. 3 Bde).

В области лексикографии наиболее значительным вкладом было создание нем. словаря библейского Е. я. Л. Кёлером и В. Баумгартнером (Köhler L., Baumgartner W. Lexicon in Veteris Testamenti libros. Leiden, 1953-1958. 2 Bde; Idem. Hebräisches und aramäisches Lexikon zum Alten Testament. Leiden, 1967-19953. 5 Bde). Ими сделана попытка учесть совр. опыт гебраистических лексикографических исследований и новейшие данные этимологии Е. я. В наст. время осуществляется 18-е расширенное и принципиально обновленное изд. словаря Гезениуса, в котором представлены данные сравнительной семитологии по состоянию на нач. XXI в. (к 2007 вышли 4 вып., охватывающие алфавит до буквы ). Краткий обзор современных словарей и грамматик библейского Е. я. см.: Ламбдин. 1998. С. 450-452.

Германия остается одним из основных центров по изучению библейского Е. я. Значительный вклад в изучение Е. я. в XX в. внесли Д. Михель, В. Шнайдер, Э. Йенни, Х. П. Мюллер, Й. Троппер (ФРГ), У. Олбрайт, Ф. Кросс, Д. Клайнс (США), Э. Дейвидсон, Дж. Барр (Великобритания), А. Лемер (Франция), К. Йонгелинг, Э. Талстра (Нидерланды), К. ван дер Мерве (ЮАР), И. Кучер, И. Блау, Х. Рабин, Ш. Мораг, С. Фассберг (Израиль). Древнеевр. язык преподается и изучается в ведущих ун-тах Европы, Америки и Израиля.

Важнейшие периодические издания, посвященные проблемам библейского Е. я.: Zeitschrift für Althebraistik (Stuttg. 1988-2003); Kleine Untersuchungen zur Sprache des AT und seiner Umwelt (Mainz, 2000-.); Journal of Northwest Semitic Languages (Stellenbosch, 1971-.); Journal of Biblical Literature (Boston, 1881-.).

Изучение и преподавание Е. я. в России

Первые труды по гебраистике в России появляются в 1-й пол. XX в. Прот. Г. П. Павскому, причастному к созданию синодального перевода Библии (см. разд. «Переводы Библии на русский язык» в ст. Библия), принадлежит хрестоматия для изучающих иврит. К. А. Коссович перевел на рус. язык грамматику Гезениуса (СПб., 1874). Краткая грамматика евр. библейского языка была составлена И. Г. Троицким (Троицкий И. Г. Грамматика еврейского языка. СПб., 19082). Труд евр. ученого и педагога О. Н. Штейнберга и в XXI в. остается единственным древнееврейско-русским словарем, предназначенным для чтения библейских текстов. До недавнего времени гебраистика, в особенности изучение древнеевр. языка, развивалась гл. обр. в С.-Петербурге. Этому способствовало богатейшее собрание еврейских рукописей в Публичной б-ке (ныне РНБ), включающее коллекции А. Фирковича. Одним из основателей с.-петербургской школы гебраистики считается П. К. Коковцов. Многие исследователи Е. я. были специалистами по сравнительной семитологии и др. семит. языкам: И. Н. Винников, А. М. Газов-Гинзберг, Б. М. Гранде (краткий грамматический очерк языка иврит и общая редакция иврит-русского словаря Ф. Л. Шапиро), И. М. Дьяконов (лингвистическое описание древнеевр. языка в сб. «Афразийские языки» М., 1991; переводы с древнееврейского).

В Москве преподавание и изучение Е. я. в советский период было сосредоточено в основном на совр. иврите (Ин-т стран Азии и Африки МГУ, Ин-т востоковедения РАН). С 90-х гг. XX в. в Москве сформировались новые центры гебраистики: Еврейский ун-т в Москве (ныне Высшая гуманитарная школа им. Дубнова), Ин-т восточных культур и античности РГГУ, Академия Маймонида, Центр (ЦИИЕЦ) при ИСАА МГУ. Преподавание библейского Е. я. входит в обязательную программу обучения на библейских кафедрах духовных академий РПЦ.

Вопросами этимологии Е. я. занимаются А. Ю. Милитарёв, Л. Е. Коган (РГГУ). Синтаксису древнеевр. языка посвящены работы С. В. Лёзова и Я. Д. Эйделькинда. Риторические приемы и композицию библейских повествований на Е. я. исследует А. С. Десницкий (ИПБ). Вопросы семит. реконструкции евангельских повествований получили освещение в работах прот. Леонида Грилихеса.

Лит.: Gesenius W. F. H. Hebräisches Grammatik. Halle, 1813 (рус. пер.: Гезениус В. Ф. Г. Еврейская грамматика / Пер.: К. Коссович. СПб., 1874); idem. Hebräisches und Aramäisches Handwörterbuch über das Alte Testament / Hrsg. H. Donner, R. Meyer. B.; N. Y., 1987-[2007]18. Lfg. 1-[4]; Павский Г. П, прот. Краткая евр. грамматика для обучающихся Свящ. языку в Духовных Училищах. М., 1822.; Штейнберг О. Н. Еврейский и халдейский этимологический словарь к книгам ВЗ. Вильна, 1878. Т. 1; он же. Полный русско-еврейско-немецкий словарь, сост. по лучшим источникам. Вильна, 18903; Коковцов П. К. «Книга сравнения еврейского языка с арабским» Абу Ибрагима (Исаака) Ибн Баруна, испан. еврея кон. XVIII и нач. XIX в. СПб., 1893; он же. Новые мат-лы для характеристики Иехуды Хайюджа, Самуила Нагида и нек-рых др. представителей евр. филол. науки в X, XI и XII вв. Пг., 1916; он же. Из «Книги беседы и упоминания» Моисея Ибн Эзры // Восточные заметки: Сб. ст. и исслед. СПб., 1895. С. 193-220; Bauer H., Leander P. Historische Grammatik der hebräischen Sprache des Alten Testamentes. Halle, 1922; Bauer T. Die Ostkanaanäer: Eine philologisch-historische Untersuchung über die Wanderschicht der sogenannter «Amoriter» in Babylonien. Lpz., 1926; Jastrow M. A Dictionary of the Targumim, the Talmud Babli and Yerushalmi, and the Midrashic Literature. N. Y., 1926, 1950; Albright W. F. The Gezer Calendar // BASOR. 1943. Vol. 92. P. 16-26; Maisler B. Two Hebrew Ostraca from Tell Qasîle // JNES. 1951. Vol. 10. N 4. P. 265-267; Cross F. M., Freedman D. N. Early Hebrew Orthography. New Haven, 1952; Gordon C. H. North Israelite Influence on Postexilic Hebrew // IEJ. 1955. Vol. 5. P. 85-88; Ben-Hayyim Z. A. The Literary and Oral Tradition of Hebrew and Aramaic Amongst the Samaritans. Jerushalaym, 1957-1977. 5 vol. in 6; idem. A Grammar of Samaritan Hebrew: Based on the Recitation of the Law in Comparison with the Tiberian and Other Jewish Traditions. Winona Lake (Ind.), 2000; Murtonen A. Materials for a Non-Masoretic Hebrew Grammar. Helsinki, 1958. Vol. 2: An Etymological Vocabulary to the Samaritan Pentateuch; idem. Methodological Preliminaries to a Study of Greek (and Latin) transcriptions of Hebrew // Abr-Nahrain. Leiden, 1981/1982. Vol. 20. P. 60-73; Rabin C. The Historical Background of Qumran Hebrew // Aspects of the Dead Sea Scrolls. Jerusalem, 1958. P. 144-161. (Scripta Hierosolymitana; 4); idem. Hebrew // Current Trends in Linguistics / Ed. T. A. Sebeok Hague; P., 1970. Vol. 6. P. 304-346; idem. The Emergence of Classical Hebrew // The World History of the Jewish People / Ed. A. Malamat. Jerusalem, 1979. Vol. 4: The Age of the Monarchies. Pt. 2: Culture and Society. P. 71-78; Dahood M. J. Qoheleth and Northwest Semitic Philology // Biblica. R., 1962. Vol. 43. P. 349-365; Beyer K. Semitische Syntax im Neuen Testament. Bd. 1. Tl. 1. Gött., 1962; Шапиро Ф. Л. Иврит-русский словарь. М., 1963; Wagner M. Die lexikalischen und grammatikalischen Aramaismen im alttestamentlichen Hebräisch. B., 1966; Ben-David A. Biblical Hebrew and Mishnaic Hebrew. Tel-Aviv, 1967-1971. 2 vol; Black M. An Aramaic Approach to the Gospels and Acts. Oxf., 19673; Hurvitz A. The Chronological Significance of «Aramaisms» in Biblical Hebrew // IEJ. 1968. Vol. 18. P. 234-240; idem. Transition Period in Biblical Hebrew: A Study in Post-exilic Hebrew and its Implications for the Dating of Psalms. Jerushalaym, 1972; Emerton J. A. Were Greek Transliterations of the Hebrew Old Testament used by Jews before the Time of Origen? // JThSt. N. S. 1970. Vol. 21. N 1. P. 17-31; Gibson J. C. L. Textbook of Syrian Semitic Inscriptions. Oxf., 1971. Vol. 1: Hebrew and Moabite Inscriptions; Kutscher E. Y. The Language and Linguistic Background of the Isaiah Scroll (1QIsa). Leiden, 1974; idem. A History of the Hebrew Language. Leiden, 1982; idem. Hebrew Language: Dead Sea Scrolls // EncJud. Vol. 8. P. 634-639; idem. Hebrew Language: Mishnaic // Ibid. Vol. 16. P. 1583-1607; Blau J. A Grammar of Biblical Hebrew. Wiesbaden, 1976; Meshel Z., Meyers C. The Name of God in the Wilderness of Zin // BiblArch. 1976. Vol. 39. N 1. P. 6-10; Polzin R. Late Biblical Hebrew: Toward an Historical Typology of Biblical Hebrew Prose. Missoula, 1976; Shea W. H. The date and significance of the Samaria ostraca // IEJ. 1977. Vol. 27. P. 16-27; Meshel Z. Kuntillet Ajrud: A Religious center from the time of the Judaean monarchy on the border of Sinai. Jerusalem, 1978; Gelb I. J. Computer-Aided Analysis of Amorite. Chicago, 1980; Гебраистика // Краткая Евр. Энциклопедия. Иерусалим, 1982. Т. 2. Стб. 46-57; Golb N. Who Hid the Dead Sea Scrolls? // BiblArch. 1985. Vol. 48. N 2. P. 68-82; Qimron E. The Hebrew of the Dead Sea Scrolls. Atlanta, 1986; Tov E. The orthography and language of the Hebrew scrolls Found at Qumran and the origin of these scrolls // Textus. Jerusalem, 1986. Vol. 13. P. 31-57; Huehnergard J. Northwest Semitic Vocabulary in Akkadian Texts // JAOS. 1987. Vol. 107. N 4. P. 713-725; Holladay W. L., ed. A Concise Hebrew and Aramaic Lexicon of the Old Testament. Leiden, 1988; Ме'ор ‘айин («Светоч глаза»): Караимская грамматика древнеевр. языка: Изд. по ркп. 1208 / Изд. текста, пер. с древнеевр. яз., исслед. и коммент.: М. Н. Зислин. М., 1990. (Памятники письменности Востока; 96); Айхенвальд А. Ю. Современный иврит. М., 1990; Waltke B. K., O'Connor M. An Introduction to the Biblical Hebrew Syntax. Winona Lake (Ind.), 1990; Joüon P., Muraoka T. A Grammar of Biblical Hebrew. R., 1991; Дьяконов И. М. Древнееврейский язык и нек-рые данные о финикийском (пуническом) языке // Языки Азии и Африки: В 4 т. М., 1991. Т. 1: Афразийские языки. Кн. 1: Семитский языки. С. 12-155; Пиют // Краткая Евр. Энциклопедия. Иерусалим, 1992. Т. 6. С. 521-524; Saenz-Badillos A. A History of the Hebrew Language. Camb., 1993; Collins J. A Commentary on the Book of Daniel. Minneapolis, 1993; Hoch J. Semitic Words in Egyptian Texts of the New Kingdom and Third Intermediate Period. Princeton, 1994; Гури И. Библеизмы в рус. языке // Jews and Slavs. Иерусалим, 1995. Т. 3. С. 40-54; Dimant D. The Qumran Manuscripts: Contents and Significance // Time to Prepare the Way in the Wilderness. Leiden; N. Y., 1995. P. 23-58; Грилихес Л., прот. Практический курс древнеевр. языка ВЗ. М., 1996; BDB; Fernández M. P. An Introductory Grammar of Rabbinic Hebrew. Leiden, N.Y., 1997; Schippers A. The Hebrew Grammatical Tradition // The Semitic Languages / Ed. R. Hetzron. L.; N. Y., 1997; Бурмистров К. Ю. Христианская каббала и проблема восприятия евр. мистики (XV-XIX вв.) // Тирош. М., 1998. Вып. 2: Тр. 2-й молодежной конф. СНГ по иудаике. C. 31-44; Ламбдин Т. О. Учебник древнееврейского языка. М., 1998; Десницкий А. С. Совр. взгляды на систему глагольных «времен» библейского иврита // Библия: лит. и лингвист. исследования / Ред.: С. В. Лёзов, С. В. Тищенко. М., 1998. Вып. 1. С. 245-270; Лёзов С. В. Cинтаксис глагола в древнеевр. повествовании. // там же. С. 187-217; Лёзов С. В., Эйделькинд Я. Д. Si vera lectio синтаксис речи рассказчика в древнеевр. повествовательной прозе // там же. 1999. Вып. 2. С. 121-259; Knudsen E. E. Amorite Names and Old Testament Onomastics // Scandinavian J. of the OT. Oslo, 1999. Vol. 13. N 2. P. 202-224; Merwe C. H. J., van der. A Biblical Hebrew Reference Grammar. Sheffield, 1999; Schniedewind W. M. Qumran Hebrew as an antilanguage // JBL. 1999. Vol. 118. N 2. P. 235-252; Streck M. P. Der Gottesname «Jahwe» und das amurritische Onomastikon // Die Welt des Orients. Gött., 1999. Bd. 30. S. 35-46; idem. Der amurritische Onomastikon der altbabylonischen Zeit. Münster, 2000. Bd. 1; Вдовиченко А. В. Традиционный лит. язык Евангелий: новая модель описания // Православное богословие на пороге III тыс.: Богосл. конф. РПЦ. 7-9 февр. 2000 г.: Мат-лы. М., 2000. С. 213-249; Kogan L., Militarev A. Semitic Etymological Dictionary. Münster, 2000. Vol. 1: Anatomy of Man and Animals; 2005. Vol. 2: Animal Names; Tropper J. Der Gottesname «Jahwe» // VT. 2001. Vol. 51. N 1. P. 81-106; Вайс М. Язык Палестины / Пер. с англ.: Г. Ястребов // Мир Библии. 2002. Вып. 9. С. 37-47; Юревич Д., свящ. Рукописи Мёртвого моря: к 55-летию открытия // Церк. вестн. СПб., 2002. № 1/2. C. 34-40; Dotan A. Masorah // EncJud. Vol. 13. P. 603-656; Коган Л. Е., Лёзов С. В. Древнееврейский язык // Языки мира: Семитские языки. М., 2008 (в печати); Коган Л. Е. Ханаанейские языки // Там же.

А. К. Лявданский, Е. В. Барский, прот. Леонид Грилихес