АНТИСТИХ

(греч. ἀντίστοιχον - противопоставление), принцип орфографической дифференциации омонимов (как целых слов, так и отдельных языковых элементов - грамматических, орфографических и др.) в греч. и церковнослав. языках.

Орфография греч. языка визант. эпохи основывалась на этимологическом принципе, в силу чего один звук на письме мог передаваться различными способами, напр., звук [i] передавался буквами и сочетаниями букв: ι, η, ει, υ, υι, οι (итацизм). Это приводило к широко распространенной омофонии и, как следствие, к орфографическим ошибкам. Визант. школьное обучение уделяло особое внимание правильному написанию одинаково звучащих слов, с этой целью составлялись списки словесных пар - антистихов, к-рые заучивались при помощи специальной мнемотехники. Виртуозно подобранный ряд А., произносимых как [erímin], принадлежит, в частности, Максиму Плануду († ок. 1305): ἐρήμην (пустынную), ἐροίμην (я спросил бы), αἱρεῖ μιν (он хватает сие), αἱροίμην (меня схватили бы), ἐρεῖ μιν (он скажет сие), ἐρρίμμην (меня сбросили), αἰροίμην (меня подняли бы), ἐρρύμμην (меня очистили), ἐρρύμην (я расточился). Визант. лексиконы также строились в соответствии с принципом А., напр., в словаре Х в. «Суда» слова расположены не в алфавитном порядке (κατὰ στοιχεῖον), но в соответствии с принципом А. (κατ̓ ἀντιστοιχίαν): αι следует за ε, вместе идут ει, η, ι, вслед за ο приводится ω, наконец, οι стоит непосредственно перед υ, причем это относится и к начальным буквам, и к буквам внутри слов.

Об актуальности принципа А. для визант. письменности и школьного образования свидетельствуют слова прп. Максима Грека, к-рый указывал на многочисленные ошибки в греч. правописании, основанные на смешении омофоничных форм: ὑψηλός (высокий) и ψιλός (лысый), ἐκκλησία (церковь) и ἐκκλεῖσαι (исключить), οὐ γὰρ εἶδον (ведь я не увидел) и οὐ γὰρ ᾖδον (ведь я не пел). На 1-м листе переписанной им греч. Псалтири (РНБ. Соф. № 78, 1540 г.) прп. Максим поместил ряд одинаково произносящихся греч. А. с переводом на слав. язык: ἄλλοις   ἀλλ̓ οἷς     ἅλις   ἄλις      ἀλλ̓ εἷς    ἄλλης   ἀλλ̓ ὗς    ἀλλ̓ οἶς    ἄλλας   ἅλλας   ἀλλᾶς   ἄλλ̓ ἃς    .

Принцип А. в слав. грамматической традиции

При фонологическом в своей основе характере церковнослав. орфографии А. на слав. почве приобрел иной, нежели в греч. языке, функциональный смысл, несмотря на присущее многим слав. книжникам стремление копировать греч. грамматику: орфография в церковнослав. языке должна отражать семантику (а не этимологию, как в греческом). Если в греч. языке пары типа χείρα (руку) - χήρα (вдова), одинаково произносимые как [híra], возникли естественным образом в процессе развития языка, в церковнослав. текстах противопоставление омонимов устанавливается искусственно, приводя к последовательной орфографической дифференциации ранее не различавшихся форм. Принцип А. отражает специфику церковнослав. языка как особой системы - «иконы Православия», стремящейся к однозначному соответствию между планом выражения и планом содержания.

Впервые в слав. книжности принцип А. был изложен в трактате серб. книжника Константина Костенечского «Сказание изъявленно о писменех» (ок. 1424-1426). Необходимость соблюдения этого принципа автор обосновывает задачей построения церковнослав. языка по модели греческого. А. определяются Константином как противопоставленные элементы церковнослав. письма - буквы, надстрочные знаки, знаки препинания, имеющие смыслоразличительное значение. «Сказание» предлагает различать лексические омонимы с помощью омофоничных букв, напр.: -:   (от   - священное масло) и   (от   - мир, покой), - :   (народ) и   (часть тела, речь), и знаков ударения - (острого) и (облеченного):   (веревка) и   (уже).

Формы с различными грамматическими значениями, в т. ч. грамматические омонимы, также противопоставляются посредством графем и надстрочных знаков. В паре - за Константин закрепляет значение ед. ч., за - мн. ч.:   -    -    -  . Данное различение сложилось под влиянием греч. названий букв и (ο μικρὸν - «о малое» и ω μέγα - «о большое»), а также отчасти под влиянием участия и в противопоставлении именных форм ед. и мн. ч. в греч. языке, где употребление ω характерно для форм мн. ч., напр. в окончании род. п. -ων. Для трехчленного противопоставления форм ед., дв. и мн. ч. слова «око» в «Сказании» использованы особые графемы, передающие наряду с грамматической и собственно лексическую семантику,- p («о-очное») и графема в виде 2 соединенных букв @ : p   (ед. ч.) - @    (дв. ч.) -   (мн. ч.). приписывается также значение жен. р., - мужского:   -    -    -  . Пару - Константин предлагает использовать, в частности, для различения форм ед. и неединственного ч.:   (им. п. ед. ч. жен. р.) -   (им. п. дв. ч. муж. рода). С помощью надстрочных знаков - «сил»    и 0 различаются формы   (явился) и  0 (явил это), совпадающие еще и потому, что в рукописях не было регулярного словоделения. В качестве средства для создания А. «Сказание» предлагает также кавычки, в к-рые заключаются цитаты. Одинарные кавычки являются показателем православности цитируемого источника, двойные - предназначены для цитат из апокрифических и еретических текстов.

Придя в рус. книжность через южнослав. посредство, принцип А. стал основным принципом кодификации церковнослав. языка рус. извода. В эпоху формирования грамматической мысли (XVI-XVII вв.) устранение омонимии стало важнейшей проблемой языковой рефлексии как в Московской, так и в Юго-Зап. Руси, были созданы орфографические руководства, внедрявшие в практику книжного письма средства дифференциации омонимичных форм. Для рус. книжников А. был важен прежде всего по отношению к грамматическим омонимам ед., дв. и мн. ч. и лексическим омонимам, противопоставленным по признаку «священное - профанное». Основное предписание большинства орфографических руководств гласит: «Отделяй единство от множественнаго и святость от посредняго и отпадшаго» («Сила существу книжнаго письма» - Ягич. С. 709; ср. аналогичные правила в грамматическом трактате «Буковница» - РГБ. МДА. Фунд. № 35. Л. 130-235 и др.). Наиболее полный набор орфографических оппозиций, используемых для различения омонимичных форм ед., дв. и мн. ч., представлен в соч. «О множестве и о единстве», автор статьи противопоставляет буквы , , /, , , употребляемые в формах ед. ч., буквам , , , ,  , употребляемым в формах мн. ч.:   (твор. п. ед. ч.) -   (дат. п. мн. ч.),   (им. п. ед. ч.) -   (род. п. мн. ч.),   (род. п. ед. ч.) -   (им./вин. п. мн. ч.),   (им. п. ед. ч. жен. р.) -   (им./вин. п. мн. ч. ср. р.) (Ягич. С. 722 и др.). В одном из вариантов ст. «О множестве и о единстве», входящем в состав «Буковницы», набор орфографических оппозиций дополнен буквами и :   -    -   (противопоставляются формы имен существительных и прилагательных твор. п. ед. ч. формам дат. п. мн. ч.).

А. является определяющим принципом орфографической нормализации в первых печатных грамматиках церковнослав. языка: «Грамматике словенской совершеннаго искуства осми частий слова и иных нуждных» свящ. Лаврентия Зизания (Вильно, 1596) и в «Грамматики славенския правилное синтагма» архиеп. Мелетия (Смотрицкого) (Евье, 1619). По определению Зизания, основное назначение орфографии состоит в снятии грамматической омонимии. При помощи буквенных пар - и - автор предлагает различать совпадающие грамматические формы ед. и мн. ч.: в ед. ч. должны писаться и (   ), во мн. ч.- и (    ). Пара - используется для противопоставления кратких прилагательных ср. р. и наречий:   -  . Последнее противопоставление обусловлено ориентацией на греч. язык, в к-ром прилагательные заканчиваются на -οV , а производные от них наречия качества - на -ως. Посредством пары - Зизаний предлагает различать род. и дат. падежи ед. ч.:   -  .

Наиболее последовательную и полную реализацию в отношении грамматических форм принцип А. получил в Грамматике Мелетия (Смотрицкого), где по сравнению с Грамматикой Зизания увеличено как число графических средств, так и число грамматических позиций, вовлеченных в противопоставление. Пара - служит для различения форм:   (им. п. ед. ч.) -   (род. п. мн. ч.);   (твор. п. ед. ч.) -   (дат. п. мн. ч.);   (им./вин. п. ед. ч. ср. р. прилагательного) -   (наречие);   (вин. п. ед. ч. муж. р. прилагательных) -   (род. п. ед. ч. муж. и ср. р.) и т. д. Разработаны также значения оппозиций: -, -, -, -, -, -, -, противопоставление 3 букв - --:   (род. п. ед. ч. жен. р.) -   (им./зват. п. мн. ч. жен. р.) -   (вин. п. мн. ч. муж. и жен. р.). Семантизировано противопоставление знаков ударения - оксии/варии и каморы:   (им. п. ед. ч.) -   (род. п. мн. ч.),   (им. п. ед. ч. притяжательного прилагательного) -   (род. п. мн. ч. притяжательного прилагательного).

Грамматические сочинения предлагают различать с помощью различных графем лексические омонимы, напр.:   (часть тела, речь) -   (народ). Это противопоставление, восходящее к Константину Костенечскому, было усвоено церковнослав. языком и встречается в словаре Памвы Берынды (1627, 1653), московском издании Грамматики Мелетия (Смотрицкого) (1648), в Грамматике Кариона (Истомина) 90-х гг. XVII в. и др.

Соблюдение принципа А. воспринималось как обязательное условие грамотного письма, и А. несомненно преподавались при обучении письму. На диспуте московских справщиков с Лаврентием Зизанием по поводу составленного последним Катехизиса (февр. 1627) Лаврентий заговорил о противопоставлении ед. и мн. ч. слова «образ» посредством букв и . Московские справщики восприняли это как элементарные школьные сведения («децкая речь учащихся буквам»), к-рые нелепо обсуждать на богословском диспуте (Успенский. С. 218-219).

Об актуальности принципа А. свидетельствует и тот факт, что конкретные способы его реализации были предметом полемики. Автор грамматического трактата нач. XVII в. «Книга, глаголемая Грамматика по языку словенску» (РГБ. Ф. 299. № 336. Л. 1-23), признавая А. необходимыми для различения грамматических омонимов, полемизирует с Лаврентием Зизанием в области конкретной их реализации. Автор «Книги» выступает против использования в качестве показателей грамматического числа пар букв, связанных с обозначением твердости - мягкости согласных (напр., -), поскольку это входит в противоречие с произношением. Автор настаивает на выражении грамматических значений, в т. ч. с помощью А., только в окончаниях слов (не в приставках или корнях, что рекомендовал Константин Костенечский и грамматические сочинения XVI в.). Для последовательного проведения принципа А. автор «Книги» предлагает ввести в слав. алфавит (называя в качестве образца греч. алфавит) «двообразное» (и даже поливариантное) начертание всех гласных букв: -α, -, -, -j , --, - , -,  - , -, -. Первый вариант предназначен для написания окончаний форм ед. ч., второй - для окончаний форм дв. и мн. ч.:    (род. п. ед. ч.) -  α  α (им./вин. п. дв. ч.);   (им. п. ед. ч.) -   (им. п. мн. ч.);    (вин. п. ед. ч.) -    (род./местн. п. дв. ч.);    (род. п. ед. ч.) -    (им./вин. п. мн. ч.) (Л. 4 об.) и т. д. В качестве приложения к «Книге» автор составил грамматический словарь - «Книгу, глаголемую Буквы грамотичнаго учения» (Л. 23 об.- 58), в к-ром попытался дать максимальное число грамматических и лексических А., различаемых графически на основании описанных орфографических принципов: «      » (Л. 34); «        » (Л. 53 об.); «         » (Л. 55об.) и др.

Способ различения омонимичных форм посредством «двообразных» графем не получил распространения, по-видимому, потому, что в качестве 2-го варианта были предложены скорописные начертания. 2 варианта графем, представленные в «Книге, глаголемой Грамматика по языку словенску», аналогичны 2 типам слав. букв, приведенным в букваре чеш. иезуита Георгия Давида «Ехеmplar characteris moscovito-ruthenici duplicis biblici et usualis» (Nissae, 1690). «Библейские» буквы (character biblicus) букваря соответствуют 1-му варианту начертаний «Книги», «обычные» буквы (character usualis, profanus et communis), представляющие собой буквы скорописи, соотносимы со 2-м вариантом начертаний, предлагаемых автором «Книги». Поскольку скоропись употреблялась в деловой письменности, внедрение ее элементов в практику книжного письма могло восприниматься негативно.

Чрезвычайно важная для правосл. книжника семантическая оппозиция «священное - профанное» получила свое выражение в противопоставлении написания одних и тех же слов под титлом и без титла. После второго южнослав. влияния титло в церковнослав. письменности рус. извода стало знаком сакральности, что отражено в большинстве орфографических руководств. Существовали 2 типа правил употребления титла. Согласно одним грамматическим трактатам, под титлом пишутся слова, обозначающие реалии, связанные со святостью, без титла - эти же слова с противоположной, «греховной», семантикой: «                                                                                                       » («Книга, глаголемая Грамматика по языку словенску». Л. 15 об.- 16). Аналогичные предписания содержатся в сочинениях «Еще суть и ины буквы», «Книга, глаголемая Буквы», «О еже како просодия достоит писати и глаголати», «Анфима, архимандрита святыя Голгофы, о силе книжней», «Грамматичество», «Сказание о книжной премудрости» (Ягич. С. 693, 742, 747, 786, 995, 1012-1013).

Др. грамматические сочинения, напр. «Буковница», «О множестве и о единстве», «Сила существу книжнаго писма», «Сила существу книжнаго писания» (Там же. С. 707-718, 721-722, 724-728), также предписывают писать титло над словами со значением святости, но тем самым отличают их не только от слов с «греховной» семантикой, но и от всей остальной, т. е. нейтральной, лексики: «Что покрыто пишется, то свято, а что непокрыто, то посреднее, ино же и отпадшее» (Там же. С. 710). Нейтральное, «посреднее», значение определяется следующим образом: «Посредне же есть, еже чист он сосуд или ино что веществено, или чиста она риза, или пища, или ино что таковых, или чисто оно тело, сиречь бело видимо, или зерцало яко светло, или питие яко учреждено. Се есть посредне, земно и душевно, человеческо сущо, и подобает сие разумевати и глаголати посредне, и писати просто, без покрытия, якоже и есть» (Там же. С. 721).

Т. о., задача писца заключается в том, чтобы «не смешать несмесная» - правильно квалифицировать слова, как обозначающие «святое», «посреднее» или «отпадшее». Ошибка в определении значения слова и, как следствие, ее ошибочное написание неизбежно приведут к изменению смысла, особенно опасному для священных текстов. Поэтому орфографические руководства не ограничиваются только общими правилами, но стремятся описать возможно большее число конкретных случаев, напр.: «                          »; «                            » (Ягич. С. 712-713). В «Сказании о книжной премудрости» данный принцип демонстрируется на цитатах из Свящ. Писания (Там же. С. 1012-1013). Особые правила существовали относительно написания имен «Исус» и «Мария», а также слова «царь». Под титлом эти слова писались только в том случае, если они относились к Господу Иисусу Христу или Богородице, если эти слова относились к людям, в т. ч. святым, их нужно было писать без титла (Там же. С. 711, 725, 728).

Совершенно иное употребление титла было предложено Лаврентием Зизанием. В его Грамматике титло является лишь показателем того, что слово, написанное под ним, сокращено, поэтому под титлом даны многие слова с несакральной семантикой, с др. стороны, слова со значением святости даны без титл. Эта инновация Зизания была отвергнута рус. книжниками: авторы рукописных редакций его Грамматики, созданных в XVII в., заменяли определение титла, данное Зизанием, на традиционное (РГБ. Ф. 299. № 336. Л. 15-15 об., 92) либо вообще исключали раздел «О титле» из текста Грамматики (РГБ. Ф. 236. № 182. Л. 13 об.).

Е . А . Кузьминова

Принцип А. в рус. книгах церковной печати

последовательно начал проводиться с сер. XVII в., после книжной справы никоновской. Поскольку справщики опирались на Грамматику Мелетия Смотрицкого, предложенная Смотрицким система различения грамматических омонимов легла в основу последующего церковнослав. правописания, хотя в нее вошли далеко не все предложенные Смотрицким А.: пары -, -, -, - не представлены в богослужебных книгах XVIII-XX вв. В результате никоновской справы принцип А. из области теоретических построений перешел в орфографическую практику.

Становление совр. орфографической системы церковнослав. языка приходится на 2-ю пол. XVII - нач. XVIII в.; в частности, при Патриархе Иоакиме в богослужебные книги было введено противопоставление форм с помощью оксии и каморы:   (им. п. ед. ч.) -   (род. п. мн. ч.). В XVIII - 1-й пол. XIX в. единой орфографической нормы церковнослав. языка не существовало. Крупные книжные центры (Москва, С.-Петербург, Киев, Почаев) опирались на собственные орфографические традиции. Напр., противопоставление род. и вин. падежей личных местоимений  ,  ,   (род. п.) -  ,  ,   (вин. п.), характерное для юго-западнорус. и петербургских изданий, не встречается в книгах московской печати. В грамматиках церковнослав. языка эта оппозиция фиксируется как факультативная (киевская), однако в изданиях и учебных пособиях кон. XX в. наблюдается тенденция придать ей статус нормативной (поскольку графическое противопоставление грамматических форм близко лингвистическим идеям XX в.).

Основной областью применения А. в церковнослав. языке XVIII-XX вв. является различение форм ед. и неединственного ч.: если форма мн. или дв. ч. совпадает по звучанию с формой ед. ч., она должна быть выделена с помощью графики:   (им. п. ед. ч.) -   (род. п. мн. ч.);     (тв. п. ед. ч.) -    (дат. п. мн. ч.);   (род. п. ед. ч.) -   (им. п. мн. ч.) и др. Выразителем грамматического значения может быть любая морфема: окончание, корень, приставка. Формы дв. и мн. ч. не противопоставляются друг другу.

Графическое противопоставление омонимичных форм внутри одного грамматического числа является скорее исключением, чем правилом. Так, при помощи букв - противопоставляются формы род. и вин. падежей ед. ч. прилагательных и местоимений:    (род. п.) -    (вин. п.), что можно объяснить длительной традицией существования этого А.

Ист.: Ягич И. В. Рассуждения южнославянской и русской старины о церковнославянском языке // он же. Исследования по русскому языку. СПб., 1885-1895. Т. 1; Соколов Д. Д. Справочная книжка по церковнославянскому правописанию. СПб., 1907; Огиєнко I. Новочасний церковно-слав'янський правопис. Варшава, 1926. (Вiдбитка з ж. «̓Ελπίς»; Кн. 2); Куев К., Петков Г. Събрани съчинения на Константин Костенечки: Изследване и текст. София, 1986. С. 82-224; Алипий (Гаманович), иером. Грамматика церковнославянского языка. Jord., 1964. М., 1991р; Плетнева А. А., Кравецкий А. Г. Церковнославянский язык. М., 1996; Грамматики Лаврентия Зизания и Мелетия Смотрицкого / Сост., подгот. текста, науч. коммент. и указ. Е. А. Кузьминовой. М., 2000.

Лит.: Treu M. Antistoichien // BZ. 1896. Bd. 5; Ковтун Л. С. Лексикография в Московской Руси XVI - начала XVII в. Л., 1975; Hunger H. Die hochsprachliche profane Literatur der Byzantiner. Münch., 1978. Bd. 1; idem. Schreiben und Lesen in Byzanz: Die byzantinische Buchkultur. Münch., 1989; Гаврилов А. К. Языкознание византийцев // История лингвистических учений: Средневековая Европа. Л., 1985. С. 109-156; Успенский Б. А. История русского литературного языка (XI-XVII вв.). Münch., 1987. (Sagners slavist. Samml.; 12); Живов В. М. Буковница 1592 г. и ее место в истории русской грамматической мысли // The Language and Verse of Russia: In Honor of Dean S. Worth. M., 1995. (UCLA Slavic Stud. N. S.; Vol. 2); Кузьминова Е. А. Адаптация авторитетной юго-западнорусской грамматики в Московской Руси // Эволюция грамматической мысли славян XIV-XVIII вв. М., 1999.

А. А. Плетнёва