БУХТАРМИНЦЫ

[«каменщики»], рус. старообрядческое население Алтайских гор по р. Бухтарме, правому притоку Иртыша, и по соседним горным долинам (склоны хребтов Листвяга и Холзун, Уймонская долина, берега р. Катунь). В XVIII в. сюда («в Камень»), в места, не контролируемые гос. администрацией, бежали крестьяне, мастеровые, солдаты, ссыльные. В подавляющем большинстве своем это были выходцы из Туринского, Тобольско-Тюменского, Приобского и Чумышско-Кузнецкого регионов, в первую очередь - из поселений, приписанных к алтайским заводам (начало развития горнодобывающей и металлургической промышленности на Алтае относится к 1723). Первые беглецы были задержаны в 1748 г., их число существенно увеличилось после создания на Алтае в кон. 50-х гг. XVIII в. Колывано-Воскресенской укрепленной линии, включившей сев. предгорья Алтая в сферу регулярного адм. управления. «Для сыску и поимки шатающихся в горах российских людей» из Усть-Каменной и Бухтарминской крепостей в глубь Рудного Алтая направлялись военные отряды, однако число беглецов увеличивалось. Сначала они строили тайные временные избушки, зачастую не сразу порывая с прежним местожительством. Постоянные поселения возникли в этих местах в 60-х - нач. 70-х гг. XVIII в., к этому времени относится начало здесь хлебопашества (на небольших площадях, поскольку трудно было скрыть посевы от военных команд). Еще до возникновения у Б. устойчивого земледелия они сумели организовать тайную торговлю продукцией своих лесных промыслов с казах. и ташкентскими купцами и кит. чиновниками. На маральи шкуры Б. выменивали рогатый скот, лошадей, необходимые в крестьянском хозяйстве товары.

Начиная с 60-70-х гг. XVIII в. общины Б. жили по законам самоуправления. Важные вопросы решались на сходах дворохозяев, здесь же рассматривались взаимные споры и уголовные дела. Высшей мерой наказания было изгнание с Бухтармы: виновного привязывали к плоту и спускали вниз по этой горной реке; нек-рые выживали. Особым авторитетом в общине пользовались духовные наставники, среди них, особенно на первых порах, преобладали скитские старцы: они организовывали взаимопомощь, распоряжались общими запасами хлеба, их мнение особо учитывалось на сходах общины. В этническом плане ведущую роль среди Б., как и вообще среди старожилов-сибиряков, играли носители восточнослав., преимущественно рус., культуры; встречались также обрусевшие потомки пермских и обских угро-финнов.

Общины Б. имели конфессиональный характер. Побег в глухие необжитые места Сибири традиционно был связан со старообрядчеством: старообрядцы Урала и Сибири оказывали значительную помощь беглецам, предоставляя им убежище, снабжая продовольствием и т. д.; известны случаи, когда такая поддержка приводила мн. беглецов в «старую веру». Сеть тайных старообрядческих укрытий для беглецов существовала в XVIII-XIX вв. на Урале и в Сибири. В документах 30-60-х гг. XVIII в. у руководителей уральских беглопоповцев (напр., у М. Девяшина, друга старообрядческого деятеля Р. Набатова) находили описания тайных маршрутов в Сибирь с указанием таких убежищ (прообраз «Путешественника» Марка Топозерского XIX в., где излагался путь в Беловодье, реальная часть этого пути завершалась на Алтае - в Барнауле, Бийске, на Бухтарме и Уймоне). Среди первых Б. преобладали беглопоповцы-часовенные (см. Часовенное согласие), встречались также представители поморского согласия, среди первых поселений было неск. небольших старообрядческих скитов. Беглым священникам добраться до Бухтармы и обосноваться там было практически невозможно, поэтому с 1840 г. урало-сибирские часовенные отказались от священнического окормления.

Постепенно богатевшие Б. все более остро ощущали невыгодность нелегального положения. В 80-х гг. XVIII в. на сходах стали обсуждаться возможности его изменения. В 1785 г. в «Камень» бежал драгун И. Быков, к-рый в следующем году поднял на сходе вопрос о легализации «каменщиков». Горячие споры, возникшие в связи с этим, закончились тогда отказом от этой идеи и расправой над Быковым. В 1790/91 г. он вновь поднял этот вопрос, на этот раз соотношение сил было иным: у Быкова появились сторонники, часть его противников ушла с Бухтармы в еще более глухие горные долины. Осенью 1790 г. к представителям властей вышли 11 «каменщиков», заявивших, что ок. 300 Б. желают «сделаться гласными правительству». Начались переговоры об условиях принятия Б. назад в рус. подданство, в результате появились указы имп. Екатерины II от 15 сент. 1791 г. и от 20 янв. 1792 г., содержавшие прощение «каменщиков» за побег и дарование им важных льгот. 25 июня 1792 г. в присутствии правителя Колыванского наместничества генерал-поручика Б. И. Меллера начальник Алтайского горного округа Г. С. Качка зачитал 4 поверенным, определенным для этого «каменщиками», особый документ «Беглым российским людям, укрывающимся в Бухтарминских горах, объявление». В нем фиксировались важные права, дарованные Б. и их потомкам: жить в «изысканных ими местах», вместо всех налогов платить только легкий ясак «по примеру других ясашных иноверческих народов», пользоваться свободой от рекрутской повинности и свободой старообрядческого вероисповедания. Сравнительно долгое существование вольной общины «каменщиков», а также благоприятные условия, при к-рых произошло их прощение, привели, в частности, к широкому распространению среди крестьян Сибири и Европ. России слухов о легендарной стране крестьянского счастья - Беловодье. В продолжавшихся в XIX - нач. ХХ в. поисках этой легендарной страны принимали самое активное участие и Б.

Льготы, действовавшие до 1878 г., а также трудолюбие Б. способствовали быстрому процветанию долин Бухтармы и Уймона (верховья р. Катунь), население к-рых постоянно росло. К нач. XX в. этот регион числился среди наиболее зажиточных российских волостей, а Уймонская долина стала житницей всего Горного Алтая; именно здесь появилась заметная прослойка богатых фермеров-старообрядцев, которые в крупных масштабах вели высокотоварное сельское хозяйство. Б. сохраняли традиц. черты рус. народного быта, архитектуры, одежды, что сделало эти места ценными для этнографов.

В гражданскую войну мн. алтайские земледельцы, недовольные аграрной политикой режима А. В. Колчака, вступали в красные партизанские отряды. Однако советская политика сплошной коллективизации заставила Б. опять взяться за оружие, и в результате поселения неск. алтайских долин подверглись разгрому со стороны советской власти. Одновременно были объявлены вне закона религ. общины Б. и уймонцев; их богатые часовни разорялись, древние книги и иконы сжигались. О богатстве книжных собраний Б. свидетельствует находка, сделанная в 1967 г. на Уймоне новосибир. археографической экспедицией. Местная крестьянка А. С. Хомякова передала ученым спасенный ею в ходе конфискаций 20-30-х гг. XX в. рукописный сборник, к-рый был составлен в 90-х гг. XVI в. по повелению архиеп. Ионы (Думина). В сборнике наряду с новыми документами о церковной реформе Московского митр. св. Макария содержались важные материалы, касавшиеся судов 1525 и 1531 гг. над прп. Максимом Греком (опубл.: Покровский Н. Н. Судные списки Максима Грека и Исака Собаки. М., 1971). В 70-80-х гг. XX в. шло быстрое вымывание старожильческого населения Бухтармы и Уймона. К нач. XXI в. были известны неск. десятков человек, принадлежащих к засвидетельствованным с XVIII в. семьям Б.,- преимущественно часовенные, немного поморцев.

Лит.: Гуляев С. И. Алтайские каменщики // С.-Петербургские ГВ. 1845. № 20-22, 27-30; Принтц А. Каменщики, ясачные крестьяне Бухтарминской вол. Томской губ. и поездка в их селения и в Бухтарминский край // Зап. РГО по отд. общ. географии. 1867. Т. 1. С. 543-582; Ядринцев Н. М. Раскольничьи общины на границе Китая // Сибирский сб. 1886. Кн.1. С. 22-42; Шмурло Е. Рус. поселения за южным Алтайским хребтом на китайской границе // Записки Зап.-Сибир. отд. РГО. Омск, 1898. Кн. 25; [Бломквист Е. Э., Гринкова Н. П.]. Бухтарминские старообрядцы. Л., 1930; Покровский Н. Н. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев в XVIII в. Новосиб., 1974. С. 323-337; он же. Крестьянский побег и традиции пустынножительства в Сибири XVIII в. // Крестьянство Сибири XVIII - нач. ХХ в.: (Классовая борьба, обществ. сознание и культура). Новосиб., 1975. С. 19-49; он же. Путешествие за редкими книгами. М., 19882; он же. К постановке вопроса о беловодской легенде и бухтарминских «каменщиках» в лит-ре последних лет // Общественное сознание и классовые отношения в Сибири в XIХ-ХХ вв. Новосиб., 1980. С. 115-133; Мамсик Т. С. Побеги как социальное явление: Приписная деревня Зап. Сибири в 40-90-х гг. XVIII в. Новосиб., 1978; она же. Община и быт алтайских беглецов-«каменщиков» // Из истории семьи и быта сибир. крестьянства XVII - нач. ХХ в. Новосиб., 1975. С. 30-70; она же. Новые материалы об алтайских «каменщиках» // Древнерус. рукописная книга и ее бытование в Сибири. Новосиб., 1982. С. 242-268.

Н. Н. Покровский